Около двадцати лет назад (точнее — в 1977 году) мне довелось побывать в городе Гори. Целую неделю до этого провел я в Тбилиси, в его окрестностях, бродил по улицам, заглядывал в знаменитые тбилисские дворики, осматривал музеи, картинные галереи с модным тогда Пиросмани, был на богослужении в кафедральном соборе Сион, встречался с гостеприимными грузинами (обо всем этом я написал потом в «Грузинских страницах», опубликованных в том же 1977 году в журнале «Молодая гвардия»). Беседуя как-то во дворе древнего монастыря с новым своим знакомым, возившим меня по достопримечательным местам, я услышал от него историю о том, как был репрессирован его дед-священник, и слушая этот, даже и тогда осторожный, рассказ, я думал: все мы, и русские, и грузины, и все другие повязаны одной судьбой — братья по несчастью, по тем же репрессиям.
Собрался было я уже уезжать через день, и здесь меня остановило: а в Гори-то я и не был. Тогда мне казалось, что о Гори мало кто и вспоминает, после всего того, что последовало после смерти Сталина, после прокатившегося по стране «разоблачения культа личности». Первое, что я увидел в Гори, идя по площади, — это памятник Сталину, представилось мне — единственный в стране (так, возможно, и было). Сталин стоял, открытый, не защищенный никакими властями, и в этом было что-то почти ирреальное.
От памятника пошел я к дому, где родился Сталин, и в павильоне, под высокой, кажется, стеклянной крышей, не сразу понял, что это и есть то, что сохраняется историей. Здесь я прерву свою мысль и передам слово автору, который с большими подробностями, чем это мог бы сделать я теперь (по прошествии долгих лет после посещения), так описывает этот домик, где родился, провел раннее детство Сталин. «Это единственная маленькая комната… в три окошка… Простой обеденный стол, покрытый полотняной скатертью с серовато-голубой каймой. За столом могут сидеть только четыре человека. Когда приходили гости, хозяйка поднимала добавочную откидную доску. Четыре некрашеных деревянных табуретки. На столе глиняная тарелка и желтовато-коричневый глиняный кувшин для воды. Рядом стоит старая медная керосиновая лампа… Вот кровать, покрытая двумя крестьянскими рукодельными покрывалами… Вот стоит небольшой сундук. В нем помещалось почти все имущество семьи. Вот стоит грузинский ящик для хлеба — «кидобани». В стену вделаны неглубокие шкафы для посуды, для одежды… Вот, наконец, парадный кусочек комнаты: стоит маленький буфетец, покрытый желтовато-серой клеенкой. На буфетике — медный начищенный самовар… Стол, четыре некрашеных табуретки, кровать, сундук, ящик для хлеба, буфетик, самовар — вот и вся обстановка, все убранство…
Нам осталось еще посмотреть нижнее, подвальное помещение. Туда ведут семь ступенек. Спустимся — ступеньки идут винтом, полуповоротом. Вот совершенно прокопченный темный свод подвала, стены, обмазанные простой глиной. Свет сюда проникает лишь через верхушки окон, находящихся на уровне панели… Вот и подвал, низкий, темный. Здесь стояла колыбель Сталина… Вот три ниши, где хранились материалы: кожи, дратва, шила, инструменты отца, запасы продуктов и разные домашние вещи. В стене «совершенно черный от копоти очаг» (Вишневский Вс. Домик в Гори. //Заря Востока, 27 дек. 1937 г.).
Автор заключает: «Вот так, необычайно просто, до слез просто выглядит исторический домик…» Но, пожалуй, это жилище, вся обстановка поражает даже не столько простотой, сколько пронзительной нищетой, и не в этом ли, хотя бы отчасти, отгадка того, что молодой Сталин выбрал в жизни путь революционный, не мирящийся с тем, с чем было связано его детство. Но в то же время не отсюда ли и его пожизненный аскетизм, отмечавшийся всеми, кто его знал, совершенное безразличие его к бытовым удобствам, комфорту, роскоши. В этом, как и во многом другом в его личности, та «загадочность» Сталина, о которой немало сказано в воспоминаниях о нем.
Ниже дается, на наш взгляд, наиболее полный, объективный материал о детских, юношеских годах Сталина, собранный составителями Вл. Каминским и Ив. Верещагиным и опубликованный в журнале «Молодая гвардия» (1939 г., № 12).
…Город, важный как по своей древности, так и по местоположению, в центре живописной долины Карталинской. Время основания города в точности неизвестно, но глубокая древность его неоспорима. Название «Гори» произошло от слова «гори», означающего по-грузински «холм». В самом деле, крепость города, неприступная до изобретения огнестрельного оружия, находится на вершине высокого и утесистого холма. Город расположен внизу, на берегу Куры, принимающей тут же слившиеся два значительных притока, Лиахви и Меджуду. Таким образом, с трех сторон окруженный реками, он открыт только с одной, северной стороны, где расстилаются обширные долины, покрытые нивами и виноградниками.