Мы очень берегли боеприпасы, так как подносить их было трудно и далеко. В элеваторе горела пшеница, в пулеметах вода испарялась, раненые просили пить, но воды близко не было. Так мы отбивались трое суток — день и ночь. Жара, дым, жажда, у всех потрескались губы. Днем многие из нас забирались на верхние точки элеватора и оттуда вели огонь по фашистам, а на ночь спускались вниз и занимали круговую оборону. Наша радиостанция в первый же день боя вышла из строя. Мы лишились связи со своими частями.
Но вот наступило 20 сентября. В полдень с южной и западной сторон элеватора подошло двенадцать вражеских танков. Противотанковые ружья у нас были уже без боеприпасов, гранат также не осталось ни одной. Танки подошли к элеватору с двух сторон и начали почти в упор расстреливать наш гарнизон. Однако никто не дрогнул. Из пулеметов и автоматов мы били по пехоте, не давая ей ворваться внутрь элеватора. Но вот снарядом разорвало «максим» вместе с пулеметчиком, а в другом отсеке осколком пробило кожух второго «максима» и погнуло ствол. Оставался один ручной пулемет.
От взрыва в куски разлетался бетон, пшеница горела. В пыли и дыму мы не видели друг друга, но ободряли криками: «Ура! Полундра!» Вскоре из-за танков появились фашистские автоматчики. Их было около ста пятидесяти-двухсот. В атаку шли они очень осторожно, бросая впереди себя гранаты. Нам удавалось подхватывать гранаты на лету и швырять их обратно. При каждом приближении фашистов к стенам элеватора мы по уговору все кричали: «Ура! Вперед! За Родину!» В западной стороне элеватора фашистам все же удалось проникнуть внутрь здания, но отсеки, занятые ими, были тут же блокированы нашим огнем. Бой разгорался внутри здания. Мы чувствовали и слышали шаги и дыхание вражеских солдат, но из-за дыма видеть их не могли. Бились на слух.
Вечером при короткой передышке подсчитали боеприпасы. Их оказалось немного: патронов на ручной пулемет — полтора диска, на каждый автомат — по 20-25 и на винтовку — по 8-1 0 штук. Обороняться с таким количеством боеприпасов было невозможно. Мы были окружены. Решили пробиваться на южный участок, в район Бекетовки, так как с востока и северной стороны элеватора курсировали танки противника.
В ночь на 2 1 сентября под прикрытием одного ручного пулемета мы двинулись в путь. Первое время дело шло успешно, фашисты тут нас не ожидали. Миновав балку и железнодорожное полотно, мы наткнулись на минометную батарею противника, которая только что под покровом темноты начала устанавливаться на позиции. Помню, мы опрокинули с ходу три миномета и вагонетку с минами. Фашисты разбежались, оставив на месте семь убитых минометчиков, побросав не только оружие, но и хлеб и воду. А мы изнемогали от жажды. «Пить! Пить!» — только и было на уме. В темноте напились досыта. Потом закусили захваченным у немцев хлебом и двинулись дальше. Но, увы, дальнейшей судьбы своих товарищей я не знаю, ибо сам пришел в память только 25 или 26 сентября в темном сыром подвале, точно облитый каким-то мазутом. Без гимнастерки, правая нога без сапога. Руки и ноги совершенно не слушались, в голове шумело... Дверь открылась, и в ярком солнечном свете я увидел человека с автоматом в черной форме. На левом рукаве у него был череп. Я понял, что попал в руки врага».
Немецкая 10,5-см легкая полевая гаубица (1еРН) ведет огонь по советским позициям у элеватора в южной части Сталинграда. Созданная в 1920-х годах, она стреляла 15-кг снарядами на дальность до 10 675 м.
ря вся южная часть Сталинграда, кроме элеватора, была в руках немцев. Бои были очень жестокие, у советских войск заканчивалось продовольствие, питьевая вода и боеприпасы. В центре города немцы попытались прорваться к левому берегу реки Царицы, но были приостановлены интенсивным артиллерийским огнем русских.
Элеватор окончательно пал 22 сентября, и теперь южные окраины Сталинграда были целиком и полностью во власти немцев. Весь тыл 62-й армии был уязвим для немецкой артиллерии. В распоряжении советской стороны оставалась лишь плавучая пристань на севере города, которой можно было воспользоваться только ночью. Сибирская дивизия генерала Батюка была направлена, чтобы отбросить немцев от центральной плавучей пристани. Поскольку этот генерал имел не слишком большой боевой опыт, Чуйков позвал его к себе и начал читать длинную лекцию об уличных боях, но Батюк прервал своего командарма и сказал, что он специально изучал это сражение и хорошо знает ситуацию. «Я приехал, чтобы воевать, а не участвовать в параде. В моих полках — настоящие сибиряки». Чуйков отправил Батюка исполнять приказы, и скоро сибиряки переправились через реку.
Политический контроль в советских вооруженных силах осуществлялся политруками, или, как их еще называли, комиссарами. Одним из комиссаров на Сталинградском фронте был Никита Сергеевич Хрущев, будущий лидер послевоенного Советского Союза. На восточном берегу Волги комиссары пытались подстраховать подкрепления, которые переправлялись на паромах: «С этого берега кажется, что все горит и негде ступить. Но целые полки и дивизии находятся там и упорно сражаются. Им нужна помощь. Они ждут вас». Однако 10 октября 1942 г. Президиум Верховного Совета выпустил постановление, устанавливающее единое командование и упраздняющее должность комиссаров. Комиссары к этому времени приобрели военный опыт, и их пребывание в прежнем статусе являлось уже излишним. Целью постановления было освободить ведущих военачальников от возможных препятствий на пути выполнения ими своих обязанностей, а также повысить их в звании. Защитники Сталинграда знали, что сотрудники НКВД держали под контролем все переправы через Волгу и любой, кто осмелился бы переправиться на восточный берег без разрешения, будет расстрелян на месте. Кроме того, новые подкрепления, включая элитные части, начали потоком прибывать к Сталинграду и переправляться через Волгу. Большинство из них погибли под немецким огнем, но они позволили Чуйкову удержать хотя бы часть Сталинграда, несмотря на мощный натиск немцев. Средняя продолжительность жизни солдат, прибывавших в Сталинград, была всего 24 часа. Целые соединения отдавались в жертву при отчаянной обороне Сталинграда.
БОИ НА ИСТОЩЕНИЕ
В 10.00 23 сентября сибирская дивизия Батюка перешла в наступление на северо-западе Сталинграда, где встретила упорное сопротивление со стороны немцев. Она так и не сумела потеснить противника, но ее атака остановила наступательное движение армии Паулюса и выиграла время для 62-й армии.
В этот же день в расположение немецких 295-й и 71-й пехотных дивизий, дислоцированных в центре города, прибыл для проведения расследования офицер ОКХ. Он отметил, что советские войска стараются максимально приблизиться к позициям немцев, чтобы снизить эффективность немецкой артиллерии. Советские войска постоянно находились в состоянии боевой готовности, и, как только немцы оказывались уязвимы, они немедленно атаковали. Теперь, когда отступать было практически некуда, они проявляли особенную стойкость. Офицер стал свидетелем того, как после тяжелого артиллерийского обстрела бойцы Красной Армии моментально вынырнули из подвалов, готовые к ответному огню. Несмотря на все контрмеры, предпринятые немцами, советские войска по ночам переправляли через Волгу боеприпасы и продовольствие.
Обе немецкие дивизии, которые он посетил, были старыми, проверенными в боях соединениями, но значительно поредевшими в ходе тяжелых боев. В среднем пехотная рота состояла из 10 — 15 человек. Особенно тяжелые потери пришлись на офицерский и унтер-офицерский составы. И хотя на замену им прибывали новые пополнения, их было недостаточно, это были неопытные, необученные бойцы, которым также недоставало сол-