А потом звук движков уцелевших «троек» за спиной стал неотвратимо к нам приближаться…
Глава 4
23 августа 1942 года
Декретное время: 19 часов 14 минут
Район Сталинградского тракторного завода, 282-й полк НКВД
Но рев моторов, а затем и сплошной лязг гусениц послышались и впереди нас. С обжигающей душу, отчаянной надеждой я уставился на две «тридцатьчетверки», бодро катящие к позиции погибшей роты, и нестройную толпу рабочих с трехлинейками в руках, вышагивающих за танками в полный рост. Как на демонстрацию идут, бараны! И все же контратака истребительного батальона, имевшая место быть и в реальной истории, – это сейчас все, на что мы можем надеяться. Других чудес уже не будет…
Т-34, чьи экипажи укомплектованы не кадровыми танкистами и даже не курсантами, открыли неприцельный огонь по врагу с ходу. Но эти неточные выстрелы заставили уцелевшие на нашем участке панцеры попятиться. «Троек» осталось всего четыре штуки – видимо, еще один зарвавшийся экипаж сгорел, давя гусеницами русских, неожиданно жестко огрызнувшихся бутылками с КС…
Но немцы всегда умели воевать, хоть в атаке, хоть в отступлении. Пятясь, делая короткие остановки, они всего за пару минут разбили ходовую одной «тридцатьчетверке», разули гусеницы другой и принялись методично расстреливать оба танка из четырех орудий. Бой идет на дистанции примерно восемьсот метров, так что броня только выпущенных с конвейера машин пока держит удары германских бронебойных болванок. Но ключевое тут слово «пока»…
– Женя, слушай внимательно: берешь Олю, и вместе ползете, не поднимая ни головы, ни задницы, в сторону крайнего справа капонира. Потом попробуйте уйти к нашим, главное, двигайтесь в стороне от линии огня.
– А ты что?! – Впервые голос подает казачка, причем тон у нее очень недовольный – видать, еще не простила пощечины! Но одновременно в нем слышится и явная, неподдельная тревога, отчего в груди становится непривычно тепло.
– А я попробую прикрыть вас и помочь нашим чем-то посущественнее, чем эта пукалка! – Взглядом указав на кобуру, в которую убрал вальтер, я легонько толкнул Степанова в плечо и, прямо посмотрев в глаза бойцу, коротко, властно произнес: – Выведи ее отсюда, ясно?! Это приказ!
Евгений понятливо кивнул, начав забирать вправо и потянув за собой Мещерякову (все-таки про себя я по-прежнему вспоминаю ее девичью фамилию). Казачка мазнула по мне гневным и одновременно тревожным взглядом, в глазах ее читалась то ли мольба, то ли приказ: «сбереги себя»! Попробую, Оль, попробую… Мне вообще-то умирать никак нельзя, да только как тут можно сберечься? Только драка, и только до победы, ведь побежденным от фрицев пощады ждать точно не стоит…
Я сам, насколько это было возможно, быстро ползу к третьему, крайнему слева капониру, от которого еще совсем недавно подавал голос снятый с танка ДТ. Ползу по недавно примятой гусеничными траками и солдатскими ботинками высокой траве, уже вновь тянущейся вверх, к небу. Жизнь берет свое.
Прополз я, наверное, метров сто, однако немцы и так сосредоточили огонь карабинов и скорострельных МГ на пытавшихся бежать вперед, но теперь уже залегших рабочих завода. Так что я рискнул и за две короткие перебежки покрыл практически всю оставшуюся дистанцию до вроде бы уцелевшего танка. Вроде бы – потому что, приблизившись, я увидел целых две пробоины в башне «тридцатьчетверки».
– Ты кто?!
Голос спрашивающего сухой, надломленный. Отвечаю уверенно, максимально дружелюбно, что особенно актуально в сложившихся обстоятельствах:
– Я – старший лейтенант Самсонов, двести восемьдесят второй полк войск НКВД. Ты нас прикрыл буквально пяток минут назад, спасибо!
– Ага… Вас же вроде трое было?
Вместо ответа я бегом преодолеваю последние метры до стоящего в капонире танка и падаю рядом с забрызганным кровью сержантом, все еще держащим у плеча телескопический приклад пулемета.
– Двоих я отправил к заводским пробиваться, а сам хочу прикрыть их. И заодно рабочим помочь. Тебя как зовут, сержант?
– Федя.
Невысокий светловолосый парень, как кажется, контужен. Отвечает он чересчур громко, и заметно, что ему приходится вслушиваться в мои слова, чтобы понять их смысл. Да и взгляд у танкиста плывет…
– Ты кем в экипаже был?
– Механик-водитель.
Я понятливо кивнул. Бронебойная болванка, пробившая башенную броню, зачастую приводит к детонации боеукладки. Но если последняя пуста (или практически пуста), болванка вполне способна перебить экипаж, рикошетя от внутренних стенок. Судя по внешнему виду сержанта, его товарищей немецкие снаряды буквально разорвали на куски, и механу просто повезло уцелеть. Страшно представить, что сейчас творится внутри машины…