Тем не менее в ставке понимали, что Воронеж – крупный транспортный узел – нужно попытаться отстоять. Советским военачальникам было ясно, что, если город не удастся удержать и немцы смогут выйти к верховьям Дона, угроза окружения нависнет над всем Юго-Западным фронтом.
Сражение за Воронеж стало первым для только что переоснащенной 24-й танковой дивизии, которая до этого года оставалась единственной кавалерийской дивизией вермахта. Имея на флангах дивизию СС «Великая Германия» и 16-ю мотопехотную, 24-я танковая двинулась прямо на Воронеж. 3 июля ее передовые части вышли к Дону и захватили переправу через реку. На следующий день вечером танки «Великой Германии» стремительным броском захватили другие переправы. Русские не сразу поняли, чем это может им грозить.
3 июля Гитлер со своей свитой снова вылетел в Полтаву для консультаций с фельдмаршалом фон Боком. После взятия Севастополя настроение у фюрера было превосходное. Он только что присвоил звание фельдмаршала Манштейну. «В ходе беседы, – записал в своем дневнике Бок, – фюрер несколько раз подчеркнул, что англичане в случае неудачи тотчас снимают с должности генералов, тем самым уничтожая в армии любую инициативу».[137] Присутствовавшие при этом генералы подобострастно рассмеялись. Но, несмотря на благодушие, Гитлер высказал опасения, что советские войска решат отойти назад и армии, державшие оборону к юго-востоку от Воронежа в большой излучине Дона, сумеют выскользнуть из немецкой ловушки. В том, что сам город будет сдан, он не сомневался.
В конце совещания фюрер принял компромиссное решение, обернувшееся катастрофическими последствиями. Он приказал Боку продолжать бои за Воронеж силами одного танкового корпуса, а остальные дивизии развернул на юг в армию Гота. Оставшиеся немецкие войска потеряли главную ударную силу. Советские части вели упорные сражения на улицах города, и танки потеряли преимущество.
Скорее случайно, чем вследствие стратегических расчетов, именно с Воронежа Красная армия стала отдавать предпочтение обороне в условиях города, а не держать ее вдоль какой-то произвольной линии на карте. Новая гибкая тактика позволила армиям Тимошенко отходить назад, избегая окружения, однако они были уже настолько обескровлены, что 12 июля ставка приняла решение образовать новый фронт – Сталинградский. Хотя никто не осмеливался высказать вслух пораженческое предположение, что Красной армии придется отступить до Волги, крепла мысль, что следующая решающая битва произойдет на берегах великой реки. Самым значительным свидетельством этого стала передислокация из Саратова 10-й стрелковой дивизии НКВД, пять полков которой были сформированы на Урале и в Сибири. В подчинение штаба дивизии перешли все находившиеся на месте части НКВД и батальоны милиции, а также бронепоезд и два танковых учебных батальона. Дивизия взяла под свой контроль все сообщение через Волгу.
Для передовых частей вермахта наступили славные дни. «Насколько хватало взгляда, – писал впоследствии очевидец тех событий, – по степи двигались колонны танков и бронемашин».[138] Командиры бесстрашно стояли в люках, простирая вперед руку, – призывали свои роты двигаться на восток. Гусеницы поднимали столбы пыли, висевшей в воздухе подобно клубам дыма.
Успех особенно пьянил в эти дни молодых офицеров, стремящихся поскорее снова отбить у русских Ростов-на-Дону. С приходом весны и благодаря крупной победе под Харьковом боевой дух германских частей окреп. Кошмары минувшей зимы не забылись, но были уже не так мучительны. «Казалось, у всех нас случилось раздвоение личности, – писал граф фон Кагенек, лейтенант 3-й танковой дивизии (вскоре ему суждено будет получить Рыцарский крест с дубовыми листьями). – Мы в ликовании стремились вперед, в то же время сознавали, что, если нам суждено провести здесь еще одну зиму, противник снова нанесет ответный удар».[139] Они не думали о том, что в России с ее огромными расстояниями, суровым климатом и отвратительными дорогами современные машины быстро выходят из строя и это может заставить самую маневренную армию вернуться к тактическим приемам Первой мировой войны.