В одном доме мы нашли умирающего мальчика-подростка. У него все тело было разбито; он кричал от боли и умолял, чтобы его не трогали. Мы принесли ему продукты, положили возле него на столик. Потом я несколько раз заходила его наведывать. Он лежал один в случайно уцелевшем доме. Я поила его. Он подарил мне свой фотоаппарат.
— Возьми, тетя, на память. Мне он не нужен, — я скоро умру, — сказал он спокойно.
На другой день я опять пошла навестить этого мальчика, но дома, в котором он лежал, уже не нашла. Этот дом был разрушен прямым попаданием бомбы.
Мы собрали около четырёхсот девочек и мальчиков. Наша повариха напекла для них на дорогу несколько вёдер лепешек. Когда мы провожали их к переправе на Волгу, все плакали — и дети и взрослые; нельзя было удержаться от слёз.
Кроме работы по сбору детей, наша бригада занималась эвакуацией населения, строительством баррикад, распространением листовок и газет. Листовки мы расклеивали по заборам, где заборы уцелели, и на развалинах зданий. Газеты разносили по блиндажам и распространяли среди бойцов, которые, переправившись через Волгу, шли на передовую. Помню, как я и Стефа Егорова стояли у Дома грузчиков с кипами газет и вручали их солдатам. Пехотинцы останавливались, от души благодарили и, уходя, махали нам пилотками. Танкисты протягивали руки с башен танков, всадники, проезжая мимо, наклонялись с седел, чтобы взять листовки.
Жили мы тогда в подземелье под крутым обрывом у Кулыгина моста, в так называемом «метро».
Ночью, бывало, только присядешь на койку и заснёшь. Так и спишь, сидя. Вдруг слышишь команду:
— Собирайтесь и идите к Волге, скорее — враг прорвал линию обороны.
Начнешь собираться, волнуешься, торопишься, а тут сообщают уже:
— Враг отброшен, — и мы, довольные, ложимся и тотчас засыпаем.
Два дня
П. Ф. Нерозя
Вернувшись с занятий в истребительном батальоне, я уже не застал семью дома. На столе лежала маленькая записочка. Жена наспех написала, что уезжает с последним эшелоном в Уральск.
День был воскресный, у меня имелся свободный часик, оставаться в пустой квартире не хотелось, и я решил съездить на свою бахчу в район авиашколы — привезти арбузов, которых в это лето уродилось немало. Но прежде надо было покушать. Я наскоро приготовил свою любимую яичницу с колбасой, как вдруг раздался сигнал воздушной тревоги.
Я прежде всего побежал в штаб нашего истребительного батальона, а потом с разрешения командира батальона к себе в управление связи.
Секретаря нашей парторганизации товарища Мухина и других коммунистов, в том числе и меня, вызвали в райком партии. Секретарь райкома товарищ Денисова сообщила нам, что враг прорвался к Тракторному заводу, и сказала:
— Сейчас должно прибыть оружие с боеприпасами и снаряжением. Немедленно получайте, чтобы быть готовыми к выступлению в район Тракторного для защиты города.
У меня были ключи от сейфа. С разрешения товарища Денисовой я побежал в свое учреждение, чтобы передать их в отдел. На обратном пути я уже задыхался от дыма, так как кругом горели дома. Мне страшно хотелось пить. Была одна только мысль: добегу до райкома, там, наверное, есть вода — напьюсь. Возле здания райкома меня остановила Денисова. Она была уже в каске, из-под которой выбивались в беспорядке волосы. Денисова показала мне на горящее здание госпиталя, откуда доносились крики. Я понял, что надо бежать туда — спасать раненых. Наши товарищи, ожидавшие прибытия оружия, уже выносили раненых из горящего здания. Ко мне присоединился паренёк небольшого роста, рабочий с завода «Красная застава», боец нашего истребительного батальона Смолкин. Несмотря на то, что всё здание было в дыму, он нашёл где-то носилки, и мы стали выносить с ним раненых.
Сначала мы выносили раненых на улицу, потом было дано указание перетаскивать их в здание детской поликлиники. Впоследствии и это здание тоже загорелось, так что трудно сказать, живы ли эти люди, которых мы спасали из огня. Мне особенно запомнились две девушки в военной форме, которых мы выносили из горящего госпиталя последними, когда уже руки не держали носилок и приходилось в самом пекле останавливаться, чтобы сделать передышку. Одна из них была блондинка, другая Шатенка, — обе ранены тяжело.