Нам было разрешено повторить операцию 22 ноября.
Перед тем как вновь отправиться в рейс, я разработал для радистов новый код. Раньше для разговоров по радио у нас были засекречены только названия баркасов. Баркас «Гетман», например, называли «Грушей». Но противник ежедневно слышал в эфире «Выхожу из Куропатки», и ему было всё равно, выходила ли из Куропатки «Груша» или «Слива». Немцы открывали огонь и топили наш флот у выхода из Куропатки.
При разработке нового кода мне пришло в голову использовать действия наших сталинградских партизан в тылу немцев. Все суда получили партизанские клички. Если командующему нужно было спросить, где кто находится, он спрашивал: «Где ползёт Ефим». Вместо «следуйте вперёд», говорили «желаю успеха, ползите». Высылая на помощь бронекатер, командующий сообщал: «Шлю подкрепление Бориса Константиновича».
Ответы с судна были зашифрованы так: всё обстоит благополучно — «ползём вдоль Царицы», сильный ледоход — «ползти грязно», идти невозможно — «грязь выше колен», судно гибнет — «смертельно ранен партизан такой-то».
Когда заместитель командующего утвердил этот код, началось инструктирование и тренировка всех радистов флота.
Мы учли также, что если в эфире вдруг пропадут наши «Груши» и «Сливы», а появятся какие-то партизаны, то враг может понять, в чём дело. Поэтому всем радистам приказано было через каждые полчаса передавать по старому коду ложные сообщения.
В 6 часов вечера 22 ноября снова началась посадка людей на нашу баржу. Так как ледовая обстановка усложнилась, на этот раз нам дали, кроме баркаса № 2, ещё старый путейский баркас «Эрик», имевший сильный мотор.
Баркас № 2 по-прежнему вёл на буксире баржу, а баркас «Эрик» шёл впереди, промеряя глубины и пробивая лёд.
Ночь была тёмная, тихая.
В районе Голодного острова я должен был сообщить по новому коду, где мы находимся. Я вызвал по радио «Батю» — командующего и доложил ему, что говорит командир партизанского отряда Емельянов, что в районе «Бани» мы нашли немецкий дзот; немцы отсюда удрали, впопыхах забыв гармонь. Для большей убедительности сидевший рядом со мной в каюте боец стал играть на баяне.
Выйдя на палубу, я увидел ракеты, взвивавшиеся над долиной речки Царицы. По-видимому, немцы, поймав наш разговор, усиленно искали вокруг себя партизан. Пока шедшие впереди нас бронекатера проходили опасную зону, с берега не раздалось ни одного выстрела. Но когда из Куропатки стала выходить наша баржа, появилась луна и немцы нас заметили — открыли огонь из минометов.
Для успокоения пассажиров я пригласил на палубу баяниста. Он сыграл партизанскую, а потом «Вниз по матушке по Волге». Опасная зона была пройдена хотя и под обстрелом, но благополучно. Мы подходили к району «Красного Октября». Надо было высаживать бойцов, выгружать орудия и боеприпасы. Но лёд у берега был ещё тонок. Я боялся, что при высадке начнётся толкотня и лёд проломится.
Как раз в это время передавалось по радио сообщение об успешном наступлении Красной Армии в районе Сталинграда. Волнуясь, я наспех записал эту сводку. С этим листком бумаги в руках я забрался на крышу кухни баржи и поднёс ко рту рупор:
— Товарищи! Получено сообщение Совинформбюро об окружении немцев под Сталинградом!
Услышав в ответ радостный гул, я сказал:
— Это хорошо, что вы спешите, но не спешите прыгать на лёд. Подождите, пока будут положены доски.
С берега нам уже мигали огоньком, указывавшим, где надо пристать.
В темноте раздавались нетерпеливые голоса: «Прибыл ли такой-то?
Есть ли пополнение в бригаду?»
Мы причалили между «Красным Октябрём» и Нефтесиндикатом к крутому берегу, который был усеян блиндажами, как ласточкиными гнёздами.
В обратный рейс мы должны были захватить с собой раненых; их выносили из блиндажей закутанными в тёплые стеганые одеяла.
Я зашёл в блиндаж-перевязочную. Этот бревенчатый домик, врытый в землю, освещался фронтовой коптилкой «молния». Я решил и тут прочесть только что принятое мною сообщение Совинформбюро об окружении немцев под Сталинградом. Никогда не забыть, какую радость принесла эта весть раненым. Все подзывали меня к себе:
— Давай сюда, морячок!
А тяжело раненный, которому делали перевязку, просияв, сказал:
— Ой, хорошо!
Я вышел из перевязочной и пошёл по ходам сообщения. Мимо бегом проносились бойцы. Я остановил одного и спросил:
— Где здесь передовая, где немцы?
— А это что ж по-твоему? — изумился он. — Там впереди железная дорога, за нею немцы. — А потом вдруг сказал уже другим, радостным голосом: — Обожди вот, скоро передовая далеко от Волги будет.
Ледяной мост
В. И. Фомин
На левом берегу, напротив нашего завода, скапливалось большое количество машин, танков и разной боевой техники, ожидавшей переправы. Надвигалась зима, на Волге с верховьев уже непрерывно плыл то мелкий битый лёд, то крупные ледяные поля. Работа переправ очень усложнилась. Буксиры, попадая в полосы ледохода, обламывали об лёд плицы колёс, баржи сносило течением, срезало льдом. Ждать ледостава было нельзя. Готовящийся к наступлению фронт требовал усиленного питания.
В эти дни на заводе группа рабочих и инженеров, ранее работавших на судостроении, взялась сделать колёса буксирных пароходов более крепкими и обшить борта буксиров металлическими полосами. Это предложение было одобрено на заседании партийного комитета и принято Военным Советом фронта. Принято было и второе предложение этой же группы: использовать для переправы через Волгу в условиях ледохода большую металлическую баржу, стоявшую недостроенной на стапелях завода.
Бригады, поставленные на доделку баржи, работали круглые сутки. Работа происходила под открытым небом, на виду у противника. Днём судно сваривалось снаружи, ночью внутри — при очень тщательной маскировке. Когда немецкие воздушные разведчики все-таки заметили баржу, почти всё уже было сделано, подготавливалось лебёдочное хозяйство. Чтобы спасти судно, надо было немедленно спускать его на воду. Вопреки вековым правилам, не допускавшим возможности спуска судна на воду в ночное время, нам приходилось делать это ночью, в абсолютной темноте. Немцы были совершенно уверены, что ночью баржа не уплывёт от них; тем более что днём они вывели из строя подстанцию и этим лишили нас возможности пользоваться током Сталгрэса. Без электроэнергии спуск баржи на воду был немыслим, но бригаде электротехников удалось быстро восстановить подачу тока, и это обеспечило нам победу. Судно за ночь было выведено из затона и укрыто от немецких лётчиков.
Потом, бывая в районе Светлого Яра, я не раз наблюдал с чувством большой гордости за наш коллектив, как на палубу этой огромной баржи, вплотную причаленной к левому берегу Волги, танкисты заводили десятки машин, идущих своим ходом. Наша баржа принимала на себя столько груза, сколько могут поднять два товарных поезда.
Но при колоссальных масштабах готовящегося наступления этого было мало. К тому же температура воздуха быстро падала; со дня на день надо было ожидать полного ледостава, при котором требовались другие средства переправы.
Поток грузов двинулся через Волгу.
Не рассчитывая на то, что лёд выдержит тяжесть танков и нагруженных боеприпасами машин, инженерные войска фронта разработали проект моста-переправы. Нужно было выложить по льду крепкий деревянный настил, а прежде всего заготовить для него большое количество деревянных конструкций и крепёжных материалов. Изготовление конструкций было поручено нашим рабочим.
Оборудование лесопильного цеха к тому времени было уже снято, паросиловая станция демонтирована. Начальник цеха Кузнецов, вызванный ночью командованием, получил задание:
— В трёхдневный срок подготовить цех к работе на полную нагрузку.