Реакция же германского верховного главнокомандования на недостатки союзников была такова, что только усиливала их недоверие. Как уже говорилось выше, снабжение союзников тяжелым оружием и большей частью снаряжения зависело почти исключительно от Германии. А фактически они получали от нее весьма мало"{27}.
Чрезвычайно важное значение имело правильное определение момента перехода в контрнаступление. Осенью 1942 г. даже для противника, все еще продолжавшего находиться под гипнозом пресловутого мифа о "непобедимости" немецко-фашистской армии, постепенно становилось ясным, что наступление гитлеровских войск под Сталинградом захлебнулось, а советское сопротивление сокрушить не удалось. В связи с этим возникла необходимость переоценки сил Красной Армии и Советского государства. Все это, как пишет К. Типпельскирх, вызывало в германском генеральном штабе "серьезные опасения"{28}. Изменение обстановки на Восточном фронте заставляло германский генералитет подумать также о дальнейших действиях своей сталинградской группировки, и прежде всего о необходимости укрепления ее слабых флангов. "Командование группы армий "Б"... уже давно не сомневалось в том, что войска союзников Германии могут еще как-то удерживать 400-километровый фронт, пока русские ограничиваются отдельными атаками, но что перед крупным наступлением русских им не устоять. Оно неоднократно и настойчиво высказывало это опасение"{29}. Об этом же весьма пространно, всячески подчеркивая свою "прозорливость", пишет и бывший начальник германского генерального штаба сухопутных сил генерал-полковник Цейтцлер{30}.
В послевоенный период бывшие гитлеровские генералы создали по этому вопросу, как и по многим другим, удобное для них толкование исторических фактов. Вся трагедия немецко-фашистских войск заключалась, оказывается, в том, что Гитлер не видел или во всяком случае своевременно не понял опасности, угрожающей флангам сталинградской группировки. Цейтцлер, так же как и Дёрр, Типпельскирх, Бутлар, Гудериан{31} и подобные им историки войны, пытается представить события таким образом, что, в то время как командование на фронте и руководящие деятели германского генерального штаба сухопутных сил ясно видели опасность контрнаступления советских войск, верховный главнокомандующий допустил и в этом отношении грубый просчет. Надуманность такого объяснения очевидна. Прежде всего необходимо иметь в виду, что потенциальная опасность советского контрнаступления учитывалась, конечно, как Гитлером, так и в целом нацистским верховным командованием. Г. Дёрр, например, сам же упоминает, что уже в директиве No 41 ОКВ от 5 апреля 1942 г. "говорилось о том, что в ходе наступления необходимо не только обращать серьезное внимание на надежное обеспечение северо-восточного фланга войск, участвующих в операции, но и немедленно начать оборудование позиций на Дону. При этом большое значение следует придавать созданию мощной противотанковой обороны. Позиции должны быть оборудованы с самого начала с учетом возможного использования их зимой"{32}. Логика борьбы под Сталинградом во многом нарушила намерения немецкого верховного командования и в отношении необходимых мер безопасности в ходе наступления.
"Битва под Сталинградом поглощала все больше сил",- признает Г. Дёрр{33}, и именно это обстоятельство заставило противника ослаблять фланги своей группировки, чтобы бросать наиболее боеспособные дивизии в упорные и кровопролитные бои на улицах города.
Гитлер и немецкие генералы, как и в 1941 г., просчитались в оценке сил противостоящего им летом и осенью 1942 г. на Восточном фронте противника, и это было главным. Существенным является и выяснение вопроса о том, обнаружило или, наоборот, просмотрело германское верховное командование подготовку контрнаступления Красной Армии. Г. Дёрр утверждает, что еще с конца сентября "командующий войсками фронта и новый начальник генерального штаба сухопутных сил{34} требовали прекращения операций", так как у порога стояла зима и "уже тогда были заметны признаки большого контрнаступления русских"{35}. Через месяц после этого, пишет он, в конце октября и "Гитлер открыто признал, что опасность, которую он уже давно предчувствовал, надвигается. Однако он полагал, что главный удар русскими будет нанесен по позициям, занимаемым итальянцами, в то время как командование группы армий ,,Б" считало, что наиболее угрожаемой является полоса, занимаемая 3-й румынской армией"{36}.