Берег был загроможден штабелями винтовок, автоматов, ворохами обмундирования и снаряжения, ярусами бочек и ящиков с рыбой, селедкой, консервными банками, а также пакетами с сухарями и галетами. У наскоро сколоченных причалов хлопотали на баржах и лодках бойцы, выгружая доставленное ночью снаряжение, боеприпасы, продовольствие. Тут же примостились сменившиеся утром пехотинцы и старательно полоскали в Волге свои пропотевшие рубахи. Они брызгали друг друга студеной водой и весело хохотали, забыв на время, что находятся в трехстах метрах от передовой. В балочке, у походных кухонь, уже выстроилась очередь. В ожидании завтрака бойцы помахивали котелками и перебрасывались острыми шутками, как будто не было никакой войны.
— Ишь ты, расшалились, словно ребятишки, а ты спины не разогнешь, — недовольно буркнул Макаров, любивший во всем степенство и порядок. Но тут же он подумал о том, что накануне эти самые бойцы героически отбивали ожесточенные атаки немцев, и уже по-другому добавил — Война, однако, никому поблажки не дает. Им тоже достается под завязку…
Он стряхнул с шинели землю, соскоблил щепочкой глину с ботинок и отдал приказание собираться.
Саперы быстро разобрали инструмент и направились к себе в роту.
За ночь впятером они отрыли котлован, натаскали бревен, сделали трехъярусный накат и засыпали его толстым слоем земли. Работали не разгибаясь и здорово устали. Но сейчас надежда на предстоящий трехчасовой отдых придавала им силы, и они довольно бодро шагали вниз, к своей землянке.
Макаров шел впереди. Он был невелик ростом, сухощав, но широк в плечах. В его длинных жилистых руках чувствовалась большая сила. Характер был беспокойный и непоседливый. Коротко приказывать он не умел; каждое распоряжение своим подчиненным старался досконально растолковать и объяснить. Заметив, что кто-нибудь работал не в полную меру сил, подходил и как бы между прочим спрашивал:
— Ручки натерли? Бывает, ей-богу, бывает. Сходит к Волге, отдохните маленько, сполосните личико. В родничках там водица хорошая, холодная. Сходите, а мы тут пока поработаем.
От этих слов у провинившегося все перевертывалось внутри, и он с таким усердием принимался за работу, что любо было смотреть.
Макаров строго соблюдал порядок во всем. Хотя в условиях сталинградской обороны переходы редко бывали больше нескольких сотен метров, все же во время утренней поверки он приказывал разуться своим саперам и осматривал, как у них завернуты портянки, не потерты ли ноги. Часто заставлял снять пилотки и показать воткнутые в подкладку иголки, которыми он снабдил всех бойцов своего отделения.
— Без иголки солдат — не солдат. У такого и шинель в дырах, и хлястик болтается, и пуговицам недочет. Иголка должна быть всегда на вооружении советского воина.
Но за внешней придирчивостью у Макарова скрывалось сердечное отношение и привязанность к людям. В трудную минуту он умел дать товарищеский совет, оказать помощь, ободрить человека теплым, дружеским словом. Саперы любили своего командира. Заканчивая работу, они всегда старались разобрать по рукам весь шанцевый инструмент, а ему оставляли лишь двухметровку — деревянную рейку, разделенную насечками на дециметры и сантиметры. Эту двухметровку Макаров носил под мышкой, как носят охотники ружья, идя по следу зверя…
У самого спуска к реке саперам пришлось пробежать ходом сообщения, низко пригибаясь от пуль.
— Засели, змеи-горынычи! — выругался Макаров, оглядываясь на дом, который возвышался на взгорье против Соляных причалов.
Дом этот был в руках неприятеля. С его верхних этажей хорошо просматривались и простреливались переправы 62-й армии и прилегающая часть города. Гитлеровцы понимали серьезное значение дома и превратили его в мощный узел сопротивления, создав вокруг зону плотного огня. Наши войска дважды безуспешно пытались взять этот дом. Готовился третий штурм.
Макаров еще раз оглянулся, озабоченно крякнул и зашагал вниз, к землянке.
Землянка была небольшая. Размещалось в ней лишь отделение Ивана Макарова. За неструганым столом уже сидели саперы, вернувшиеся с ночных работ на других объектах. Один из них писал письмо матери, другой зашивал порванную осколками полу шинели, третий, готовясь к завтраку, открыл кинжалом банку консервов и выкладывал на хлеб кусочки холодного тушеного мяса. А сапер Севцов, нескладный, большеголовый парень, прилаживал к пиле ручку и тихо напевал: