— Это после войны. А сейчас чем поможем доктору? Что сказал тебе командир?
— Сказал, что вытурит из роты. Думаю, что будет добиваться этого.
— Да не такой уж он плохой человек. Сгоряча, может, и сказал. Строгий, требовательный. Без этого нельзя. Да, кстати, и тебя, доктор, он представил к правительственной награде после разъезда. Команда была из штаба бригады, и они с комиссаром и Калмыковым быстро сварганили списки, — сказал Ген.
— Кого они еще представили, Саша? — спросил Манько.
— На участвовавших в сражении в районе разъезда составлял список Воропаев. Он включил и доктора, Короля, Цветкова, Нагибу, Круглякова и еще несколько человек из ремонтников. А кого из роты включили, не знаю. Все это тайно делалось. Наградные листы писал Мезенцев, но он не говорит. Ему приказали не распространяться. Делалось это тайно.
— Бог с ними, живы — это и есть самый лучший орден. Пошли в мастерские.
— Да, засиделись мы, пошли.
Мы все пошли к личному составу в мастерские. Саша Ген подошел ко мне, придержал меня, пока все отошли, и сказал:
— Зря зарываешься. Ты командиру становишься помехой.
— В чем я зарываюсь?
— Как бы тебе сказать, не противоречь ему. Себе только вредишь.
Я промолчал. Как себя вести?
— Видишь ли, — продолжал Ген, — он все же представил тебя к награде, хотя мог и не внести в списки. А после этого случая он тебя выживет из роты, не простит он тебе. Я понимаю тебя, но стоит ли портить себе жизнь? Постарается он от тебя избавиться. А мы привыкли к тебе.
— Нет, Саша, извиняться я не смогу. Не смогу! Да ничего я такого плохого и не сделал. Это моя работа.
— Не будь наивным. Не противоречь ему. Хрен с ним.
Мы подошли к кошаре и разговор прекратили. Там уже привыкли к тому, что перед обедом или ужином, а часто и после и к концу работы, если предполагался конец, я делал перевязки. И на этот раз развернул свой «ПФ», и ко мне стали подходить воины для перевязок. Меня будто случайно нашел здесь старшина Николаев. Видно, он меня искал.
— Доктор, поговорить надо. Пройдемтесь немного.
Я закончил перевязку, закрыл комплект, и мы вышли из мастерской.
— Случилось что, старшина? — спросил я.
— У меня все нормально, вот у вас не все правильно. Извините, что смею указывать, но выслушайте.
— Поучать решили?
— Выслушайте меня, пожалуйста. Зачем на рожон лезете с командиром? Зачем себе жизнь усложняете? Командир — хозяин положения, и не вы ему, а он вам может испортить все.
— Что вы имеете в виду, старшина? — прикинулся я незнайкой.
— Зачем мясо и картофель выкинули в общий котел? Это я распорядился, чтобы ему готовили отдельно. Продукты для этого выдаю сверх нормы, не за счет солдат и командиров.
— У вас свои продукты есть? Запасы, излишки? Откуда?
— Это уже мое дело. От солдатской нормы отрывать не стану.
— Кроме командира, Харитонов готовил еще на восемь человек. Какое они имеют право на улучшенное питание? Стыдно перед остальными.
— Это уже Харитонов перегнул. Я буду выделять впредь дополнительно продукты только на командира, комиссара и Калмыкова. Они живут вместе и вместе кушают. Сам прослежу, чтоб других не кормили.
Я промолчал. Действительно, если командир не возражает, а может быть, и приказывает отдельно ему готовить, то правильно ли мне вмешиваться? Что я могу изменить, кроме как себе навредить. Но с другой стороны, где-то пятую часть мяса от общего котла отдавать командиру и его нахлебникам — это надо совесть иметь. А если будет давать дополнительные продукты сверх нормы, то пусть готовят. А как людям объяснить? Они-то все видят. Не станешь же объяснять, что готовят из дополнительных продуктов. А откуда будет брать старшина дополнительные продукты? Все равно воровать будет из красноармейского пайка.
— Смотрю, уж очень наивны вы, доктор, никакого житейского опыта у вас нет, — прервал мои мысли старшина, — война идет, стоит ли о таких пустяках задумываться. Да и спишет все война, доктор.
— Человек живет среди людей, старшина, и в любой обстановке все должно быть по-человечески. Тем более в войну, тут и так много по-звериному. Так я понимаю жизнь, хотя вы правы в том, что у меня действительно нет никакого житейского опыта.
— Жизнь научит, еще как научит! — заключил старшина. — Мне пора. — Отдал честь моей наивности, повернулся и ушел.
Последние два дня в расположении подразделений бригады было относительно спокойно. Все понимали, что затишье это временное, что основные бои впереди. Обе стороны готовились к еще более жестоким схваткам. Наши войска будут удерживать оборонительные рубежи любыми средствами, стоять насмерть. Отступать нам заказано, но и противник от своих целей не отказался. И обе стороны готовились к решающему сражению.