Выбрать главу

Однако до этого он успел нанести нам сильнейший удар севернее кургана двумя дивизиями, одна из которых оказалась 24-й танковой, уже переброшенной из-за Царицы. Удар был в прямом смысле слова таранный - напролом через минные заграждения, не считаясь с потерями. И нашу оборону там враг прорвал.

Около 14 часов несколько десятков фашистских танков появилось в поселке "Красный Октябрь", а затем и в соседнем поселке "Баррикады". За танками туда продвинулась и пехота. Тяжелый бой разгорелся у только что занятого нашими войсками запасного рубежа.

За опасным развитием событий внимательно следили на фронтовом КП. Все чаще соединялся со мною начальник оперативного управления А. М. Досик, требуя последние данные об обстановке. А вскоре после нашего доклада о том, что противник ворвался в рабочие поселки, сам начальник штаба фронта сообщил: для усиления обороны заводского района ночью к нам будет полностью переправлена 193-я стрелковая дивизия - единственное соединение, находившееся в тот момент за Волгой вблизи Сталинграда. Один ее полк (об этом я говорил) уже был передан 62-й армии четыре дня назад и временно подчинен Родимцеву.

Немецкая авиация продолжала бомбить наш передний край и тылы вплоть до Волги. Бомбы часто падали и в районе армейского командного пункта. Непрестанно и подчас надолго нарушалась связь с соединениями. Иногда мне нечего было доложить начоперу штаба фронта: за полчаса, истекшие после предыдущего его звонка, не удавалось получить новых сведений с самых горячих участков обороны.

Заботило, понятно, не то, как мы выглядим перед фронтовым начальством. Без непрерывной связи с основными соединениями командование армии, хоть оно и находилось в двух-трех километрах от передовой, могло утратить контроль за ходом событий. А они принимали все более тревожный оборот. Продолжая яростные атаки в заводских поселках, враг уже вновь штурмовал и Мамаев курган.

Обсудив еще раз с Гуровым и со мною обстановку, о которой мы располагали явно не полными и быстро устаревавшими данными, Василий Иванович Чуйков решительно сказал:

- Ясно одно: сидеть здесь нам нечего. Надо идти в войска, в те соединения, от которых сейчас больше всего зависит прочность обороны. К Батюку, к Горишному, в танковый корпус Попова... А тут останется за хозяина Пожарский - у него в руках вся наша огневая сила. Камынин ему поможет.

Никогда еще не бывало так, чтобы командующий армией, член Военного совета и начальник штаба одновременно отлучались с командного пункта - кроме того случая, когда мы вместе перебирались из царицынской штольни на этот новый КП. Но в сложившихся условиях мы действительно больше могли сделать, разойдясь по соединениям. Там, на месте, все яснее и легче принимать необходимые решения.

Командующий предоставил нам с Гуровым выбирать, в какое из соединений основного боевого ядра армии каждому отправиться. Кузьма Акимович назвал 23-й танковый корпус, я - дивизию Горишного, дравшуюся за Мамаев курган.

- Не возражаю, - согласился Чуйков. - Значит, я пойду к Батюку. Кстати, посмотрю, нельзя ли за его счет разжиться небольшим резервом.

Разошлись, условившись встретиться на КП через три-четыре часа. Но кто мог поручиться, что вообще встретимся?

Офицер связи от 95-й стрелковой дивизии повел меня сперва берегом Волги, потом по оврагу. Не раз приходилось прижиматься к откосам, припадать к земле - артобстрел и бомбежка всего района не прекращались. А из головы не выходила беспокойная мысль: не было ли все-таки опрометчивостью оставить командный пункт сразу всем троим?

И сколько ни убеждал себя, что поступили правильно, что сидеть и ждать, пока наладится связь, значит рисковать еще больше, избавиться от сомнений не мог. Нет, говорил я себе, этого повторяться не должно. Конечно, тут не Севастополь, где армия пользовалась кабелями флотской береговой службы, уложенными под землей еще в мирное время, и мы до последних дней обороны не знали со связью горя. Но разве это оправдание, что здесь условия иные? Нещадно ругая себя за то, что, как видно, не сделал всего возможного раньше, я давал зарок добиться вместе с начальником связи полковником И. А. Юриным, чтобы боевое управление было обеспечено без таких крайних мер, на какие пошли сегодня.

Командира 95-й дивизии Василия Акимовича Горишного застал на наблюдательном пункте в полуразрушенном каменном доме близ Мамаева кургана. Комдив был подавлен и не мог этого скрыть. Вслед за кратким официальным рапортом у него вырвались слова, полные горечи:

- Я заверил командующего, что, пока жив, кургана немцам не отдам. И вот, выходит, подвел - сам живой, а половина кургана у них. Наш опорный пункт они просто разнесли. Но никто там, на вершине, своих позиций не оставил. Отбиться не смогли, это верно, но и не ушли оттуда, - голос его дрогнул, - дрались до последнего...

- Мне нужно знать все, что тут произошло за эти два часа, - сказал я как можно спокойнее. - Доложите подробнее и по порядку.

С НП хорошо просматривался изрытый окопами и воронками курган. Бой на нем пока притих - должно быть, гитлеровцы тоже выдохлись. В поле зрения было до десятка неподвижных немецких танков, некоторые еще дымились. Это поработали наши орудия, выдвигавшиеся в боевые порядки пехоты, на прямую наводку. А сейчас артиллерия вела из-за Волги огонь по вершине, не давая фашистам там закрепиться, и по их позициям за курганом. Дивизия Горишного удержала северо-восточные скаты, остановив там врага, когда он, вероятно, уже считал выигранным бой за всю высоту.

Слушая комдива и глядя на курган, я все лучше понимал, чего это стоило. Понимал, мне кажется, и душевное состояние полковника Горишного.

Его дивизия отличилась в утренних контратаках, заставила противника четыре часа приводить себя в порядок, прежде чем возобновить наступление на этом участке. А потом, уже значительно ослабленная, смогла сдержать новый вражеский натиск лишь на этих вот, обращенных к городу скатах огромного кургана.

Неудача еще тягостнее, если она приходит после наметившегося боевого успеха. Но потерпела ли дивизия поражение? Немцы, имея безусловное превосходство в силах, хотя и несколько продвинулись, были все-таки остановлены, всем курганом не овладели. И следовательно, лишились возможности наступать на заводские поселки более широким фронтом, а это уже значило немало.

Успокаивать этими доводами полковника Горишного я, впрочем, не собирался. Выслушав его и уточнив, что требовалось, передал от имени командующего приказ - занимаемые рубежи удерживать во что бы то ни стало и готовиться к контратакам для восстановления прежних, причем не мог обещать, что немедленно дадим подкрепление.

В общем, ничего такого, что принесло бы командиру дивизии облегчение, сказано как будто и не было. Но полковник постепенно приободрился, сбросив сковывавшую его подавленность. Наверное, ему важно было почувствовать, что командование армии по-прежнему на него полагается, верит в него. А какой у него ответственный участок, повторять не требовалось. Горишный сам - в укор себе, хотя и сделал все, что мог, - вспомнил слова командарма: "На Мамаевом кургане и сто метров решают".

Пожелав командиру дивизии боевого успеха, я ушел с ощущением, что побывал у него не напрасно. Правда, спокойнее за высоту 102 не стало.

К условленному часу на армейский КП благополучно вернулись Чуйков и Гуров. Итоги тяжелого боевого дня мы подводили, располагая кроме поступавших донесений собственными впечатлениями с самых напряженных участков обороны.

Выглядели эти итоги неутешительно. Своим ударом на новом направлении противник не достиг поставленной цели - через заводы или между ними с ходу к Волге не прорвался. Однако местами он продвинулся на два - два с половиной километра. Сделать такой рывок где-либо в полосе нашей армии немцам не удавалось уже давно. Линия фронта, проходившая, по сталинградским меркам, относительно далеко от "Красного Октября" и "Баррикад", за один день резко к ним приблизилась. И глубина нашей обороны, измеряемая расстоянием от передовой до Волги, здесь угрожающе сократилась.

Вторжение в заводские поселки, захват господствующей над этим районом высоты 107,5 обошлись врагу дорого. За считанные часы он потерял до пятидесяти танков, до двух тысяч солдат. Но и у нас потери были значительные. Особенно в танковом корпусе Попова. В тяжелейшем положении находилась и дивизия Ермолкина. Ее 385-й стрелковый полк, правда малочисленный, был попросту смят фашистскими танками.