11 ноября стоило Паулюсу трех тысяч солдат и десяти танков. К исходу дня 12 ноября сведений об уроне, нанесенном в тот день противнику, еще не было. Однако уже определилось кое-что более важное, чем ожидавшиеся цифры. Командиры дивизий один за другим докладывали, что, судя по всему, враг выдохся и продолжать завтра штурм не сможет. К такому выводу, оказавшемуся правильным, приходили и в штабе армии. Ноябрьское наступление гитлеровцев уже можно было считать сломленным.
Но у врага было достаточно сил, чтобы сокрушить "остров Людникова". Положение там осложнялось. Немцы наседали то в центре, то с флангов, пытались отрезать его гарнизон от Волги. 13 ноября группа фашистских автоматчиков почти добралась до штаба дивизии. В бой с ними вступили все, кто находился на КП.
У Людникова оставалось совсем мало продовольствия, таяли боеприпасы, увеличивалось число невывезенных раненых. А добраться к "острову" было не на чем. Мы испытывали острую тревогу за боевых товарищей.
Передо мною фотокопия донесения командарма Чуйкова Военному совету фронта, отправленного вечером 14 ноября: "...Боюсь за 138 сд. Противник жмет на нее крупными силами. Реально помогаем ей артиллерией, "катюшами", больше сил нет..."
Василий Иванович просил начать сбрасывать в расположение дивизии патроны, гранаты и шоколад с самолетов и приказать гарнизону острова Зайцевский подготовить там посадочную площадку (от Зайцевского "пятачок" Людникова отделял неширокий волжский рукав Денежная Воложка, замерзающий раньше основного русла).
На бланке донесения, принятого на КП фронта, размашистая резолюция генерал-полковника А. И. Еременко в характерном для него стиле: "Нужно не дать противнику съесть 138 сд..." Далее следовали распоряжения об усилении поддержки отрезанной дивизии фронтовой артиллерией и других мерах помощи ей.
Оставалось четверо суток до начала великого перелома в Сталинградской битве. Что он близится, чувствовали, наверное, уже все - это, как говорится, висело в воздухе. Но никто в нашей армии еще не представлял, какое грандиозное контрнаступление развернут советские войска между Волгой и Доном. И тем более никто не мог знать его срока.
Рассеченная на три части 62-я армия отстаивала свои последние рубежи. Когда-то мы называли так те рубежи, которые потом не удержали. Но эти были последними безоговорочно, никаких других позади них быть уже не могло.
Праздник на нашей улице
Поздно вечером 18 ноября, суммировав оперсводки штадивов и подготовив вчерне боевой приказ на завтра, я, как обычно, пошел к командарму. У него в блиндаже уже собрались Гуров, Пожарский, Вайнруб, начальник политотдела Васильев.
В таком составе (часто - с участием также Камынина, если он находился на КП, начинжа Ткаченко и других товарищей, чье присутствие оказывалось необходимым) мы обсуждали обычно в этот час итоги дня и положение армии, обменивались мыслями о том, чего можно ждать ночью и завтра от противника и что следует сделать нам. Затем командующий окончательно определял задачи соединений, и приказ или боевые распоряжения отправлялись в войска.
В тот день наиболее напряженные бои вела группа Горохова.
Накануне, 17 ноября, гитлеровцы, не предпринимавшие почти две недели крупных атак против нашего изолированного северного форпоста, еще раз попытались ликвидировать его. Что цель врага именно такова, подтверждали показания захваченных пленных. При этом в отличие от прошлых попыток покончить с Северной группой, когда атаки велись одновременно с разных направлений, на сей раз удары частей своей 16-й танковой дивизии противник сосредоточил на ограниченном участке в районе поселка Рынок. Там оборонялись батальоны старшего лейтенанта В. Я. Ткаленко и капитана А. Г. Графчикова, но основной вражеский натиск пришелся на позиции Ткаленко. Батальон Ткаленко поддерживали артполки, стоявшие за Волгой, и корабли флотилии. Однако усилить за счет других участков боевые порядки пехоты полковник Горохов не мог. На передний край были посланы последние резервы - разведчики, саперы, личный состав тыловых служб.
Положение создалось трудное. Немцы продвинулись в поселке Рынок, а их танки прорвались долиной Сухой Мечетки до берега Волги. Но реализовать свой замысел до конца гитлеровцы не смогли. Встречая стойкий отпор, их натиск постепенно слабел. И 18 ноября группа Горохова контратаками уже начала выбивать фашистов из захваченных кварталов поселка.
Тревожиться за северный участок мы, однако, не переставали. К исходу того дня в двух оборонявшихся там бригадах оставалось 1220 штыков - меньше чем когда-либо с тех пор, как они были отрезаны от главных сил армии. Переправить же с левого берега маршевое пополнение мешал ледоход. Приходилось к тому же жестко экономить боеприпасы: расход патронов и гранат не восполнялся тем, что сбрасывали самолеты. В какой-то мере выручал сбор боеприпасов, своих и немецких, в собственном расположении - в поисках их обшаривались пядь за пядью места боев, переходившие в разное время из рук в руки.
Мы не могли еще знать, что атаки, отбитые 17-18 ноября, окажутся для Северной группы последним натиском врага. И что совсем скоро, намного раньше остальной нашей армии, она соединится с войсками Донского фронта.
Почему гитлеровцы тогда, буквально накануне нависавшей над ними катастрофы, навалились именно на группу Горохова? Не потому ли, что видели в нашем северном участке за Мечеткой исходную позицию для развертывания каких-то активных действий советских войск, которые стремились упредить? И ведь не где-нибудь, а здесь они продолжали держать части единственного в армии Паулюса танкового корпуса...
Этот факт, думается, уже сам по себе может служить свидетельством того, в каком заблуждении пребывал противник относительно направлений готовившихся с нашей стороны ударов. Ввести опытного врага в такое заблуждение - немалая военная удача. Вероятно, наряду со многим другим, что оставалось вне моего поля зрения, на это могли "сработать" и латошинский десант, и та контратака, которую командование фронта организовало с рубежей Северной группы 11 ноября.
Возвращаюсь, однако, к вечеру 18-го. Что касается дивизии Людникова, то ее положение, оставаясь тяжелым, стало, по крайней мере, ясным. А бывало за минувшие дни и гак, что штаб армии не имел о ней никаких конкретных сведений. Телефонный кабель гитлеровцы перерезали, рация штадива выходить в эфир перестала - сели батареи.
В ночь на 16 ноября политрук Михаил Зуев из редакции дивизионной многотиражки, хороший спортсмен, доплыл, расталкивая шугу, до острова Зайцевский (ни одной лодки в расположении 138-й дивизии не оказалось) и передал оттуда по телефону донесение комдива. Полковник Людников докладывал: дивизия продолжает отбивать атаки превосходящих сил противника на прежних рубежах. Но из грузов, которые сбрасывали ей прилетавшие из-за Волги У-2, мало что попадало по назначению: слишком узка была полоска берега, где держались наши бойцы, а спуститься пониже самолетам не давал вражеский огонь. За первую ночь их работы дивизии досталось всего четыре пакета с продовольствием и четыре с боеприпасами, остальные попали к немцам или в Волгу.
Комдив резко сократил дневной паек. Но особенно нужны были патроны и гранаты. Часть бойцов ужо воевала трофейным оружием, боеприпасов к которому тоже было в обрез. Не хватало медикаментов, перевязочных материалов - число невывезенных раненых доходило до четырехсот.
Требовались срочные меры. Решили попытаться доставить самое необходимое на гребных лодках с острова Зайцевский. Собрали десятка два рыбацких лодок, снабдили их баграми и шестами - расталкивать лед. Гребцами пошли добровольцы из саперно-понтонной роты инженерного батальона, те же отважные и сноровистые ребята, которые обслуживали штабную переправу (уже не действовавшую с тех пор, как усилился ледоход).
В том, что лодки смогут преодолеть забитую шугой Денежную Воложку, особых сомнений не было. Артиллерийское прикрытие им организовали и с острова, и с нашего берега. Однако эта транспортная операция прошла не слишком удачно. Лодки попали под очень сильный огонь противника, несколько из них было разбито, на других убиты или ранены гребцы, и их понесло течением вместе со льдом. Где-то за Бекетовкой их вылавливали бойцы 64-й армии.