Дверцы "эмки" открылись. Оттуда неторопливо вылез плотного телосложения генерал-лейтенант в армейской полевой форме и без фуражки. Ему было лет, наверное сорок пять, среднего роста, с большой круглой головой. Мясистое лицом с глубокими складками и двойным подбородком, густая шевелюра тусклых каштановых волос, зачёсанных назад, делали его запоминающимся. К тому же поперёк его лица пролегал старый сабельный шрам. Хитро сощуренные глаза смотрели пытливо и упрямо. Крепко сжатые губы выдавали напряжённые размышления. На груди генерал-лейтенанта, под ремнями бинокля, были видны несколько орденов. Несмотря на жару, верхняя пуговица его кителя была застёгнута.
Одновременно с ним на траву выскочил водитель-сержант. Он открыл боковые моторные щитки машины и принялся там что-то озабоченно трогать. Ещё один сержант, с пистолетной кобурой на ремне, и капитан с малиновыми стрелковыми петлицами на воротнике гимнастерки, вылезли с другой стороны машины, держа в руках кипу карт, бумаг и папок.
Генерал-лейтенант быстрым и внимательным взглядом окинул пространство перед собой. Остановов глаза на старшине Березуеве, он махнул рукой, подзывая его к себе.
Отстранив Гецкина, старшина застегнул крючок воротника гимнастёрки, и, придерживая автомат, пошёл к генералу. За три шага до него, он придал себе подтянутый вид. Остановился он с глухим стуком каблука присталенной левой ноги. Подняв к пилотке развёрнутую ладонь правой руки, доложил:
- Товарищ генерал-лейтенант, старшина первой роты второго батальона 435-го полка 208-й дивизии по вашему приказанию прибыл!
- Вольно, старшина, - морщась от пыли ответил генерал, - так вы из 208-й стрелковой дивизии полковника Воскобойникова?
- Так точно!
- Где ваша дивизия сейчас? Где Воскобойников? Где штаб дивизии?
- Вроде был в Котельниково, но точнее не могу знать!
- Я генерал Чуйков, командующий 64-й армией Сталинградского фронта, моя армия будет обороняется ещё теперь и в этом районе. Быстро позовите мне вашего командира батальона! - приказал Чуйков, и, разглядев перебинтованную руку старшины, добавил, - или пошлите бойца!
- Слушаюсь, товарищ генерал-лейтенант! - козырнул Березуев, повернулся через левое плечо и почти строевым шагом отошёл от начальника.
- Рядовые Надеждин и Петрюк, быстро идите вперёд, в голову колонны, найдите и доложите нашему майору, что его вызывает к себе генерал-лейтенант Чуйков! - скомандовал старшина своим солдатам, - бего-о-ом марш!
- Есть! - нестройно отозвались солдаты.
Надеждин нагнувшись поднял из пыли свою упавшую с затылка пилотку. Ударом о колено стряхнул с неё сор, надел на голову, и отдал старшине честь. После этого они, оставив свою поклажу и гулко топая ботинками по сухим кочкам, рысцой побежали в голову колонны.
Вокруг уже звучали команды сержантов и старшин на построение. Рассыпанные в пыли и дыму фигуры красноармейцев стали стягиваться к дороге. Горящую машину удалось разгрузить, но огонь сбить не получилось. Теперь она горела ярким костром, распространяя вокруг удушающий запах резины. Боеприпасы поспешно укладывали на другие повозки и машины. Тяжелораненых бойцов сажали туда же. Пятерых убитых красноармейцев и лейтенанта понесли на шинелях к замыкающим повозкам. Заметив генерала, комиссар и помначштаба от машин и упряжек артиллеристов направились к нему.
Убитых и тяжело раненных гражданских оказалось не менее двух десятков, что было на удивление много для такого короткого налёта. Но это было удивительным только если не принималтсь в расчёт их скученность во время обстрела и опытность в убийстве фашистских стрелков. Около мёртвых собрались родственники, знакомые или просто любопытные из числа оказавшиеся рядом. Кто стоял как каменный, кто сидел, горестно обхватив руками голову, плача и стеная. Слышались причитания на русском, украинском, еврейском, калмыцком языке.
Несколько колхозников-пастухов и их детей, оставив своих верховых коней, чтобы не терять времени в толпе, бегали вокруг мёртвых с хлыстами, пытаясь собрать перепуганных коров и верблюдов. Животные повсюду перемешались с людьми. Несколько десятков овец, наоборот, стояли гуртом неподвижно, плотно прижавшись друг к другу неподалёку от "эмки". Тут же недалеко, около убитой пулей коровы, воровато озираясь, собрались несколько мужчин в гражданской одежде. Один пожилой колхозник в расшитой косоворотке умело её освежёвывал, вырезая огромные куски капающего кровью мяса и внутренних органов. Вынужденные мародёры укладывали добычу в вёдра и корзины, подставляемые своими женщинам-селянкам. Мухи вились тучей над трупом и грудой кишок, словно собрались со все степи или просто возникли из пыли и дыма. Несколько солдат из охраны Чуйкова тоже отправились к месту дележа мяса, не позволяя такому шансу разжиться отличной пищей пройти впустую.
- Рота строиться! - послышались вокруг слова команды.
- Становись, первый взвод! Становись, второй взвод! - словно эхом отзывались младшие командиры.
- Курдюмов, где конь? Ищи коня!
- Фельдшера, фельдшера, я ранен...
- Клава, Клава! Ты где, девочка?
- Петро, иди сюда, здесь мясо дают!
Около трехзвёздного генерала уже начали собираться любопытные гражданские и просители. Капитан охраны с красным лицом, расстегнув кобуру и вынув пистолет ТТ, грозил ближе всех подошедшим.
- Хорошо, что мы были рядом с комбайнами и тракторами, когда фашисты спикировали сюда, и наверно решили, что мы ремонтная летучка при сельхозтехнике, а то бы не отпустили штабные машины! - сказал он ближайшему к нему автоматчику охраны.
- Это точно! - отозвался автоматчик, рассматривая дымящуюся воронку от бомбы прямо посреди дороги, - ни за что не улетели бы они просто так от штабной машины в чистом поле без зенитного прикрытия.
Беженцы начали обступать Чуйкова со всех сторон, и старший лейтенант и солдаты охраны была вынуждена образовать вокруг него кольцо. После того, как военная форма солдат исчезла за спинами беженцев, остальные люди стали к ним подходить из любопытства и нежелания пропустить что-то важное, то, из-за чего собрались остальные. Опыт подсказывал им, что просто так толпа собираться не будет, и это либо связано с едой или водой, или с какими-то важными вестями, получаемыми сейчас из свежей газеты, листовки, а может быть от рассказчика. Поскольку всем им пришлось отказаться от движения к Котельниково из-за вечернего боя там, кружения там самолётлв сбрасывающих бомбы, они жаждали хоть каких-то известий о положении войск немцев и румын. Для еврейских семей, особенно коммунистов и комсомольцев, это был вопрос жизни и смерти. Перед беженцкми лежала трудная дорога вдоль Курмоярского Аксая в обход Котельниково, и знать, что ждёт их впереди, было весьма важно.
Однако, ближе всех удалось подойти к командарму седому старику в старой, времён гражданской войны казацкой фуражке с треснувшим козырьком, в аккуратной, но сильно застиранной рубахе, подпоясанной наборным кавказским пояском. Солдаты не решились сильно отталкивать его прикладами автоматов как других, офицер не усмотрел в нём ничего подозрительного, и старик оказался в нескольких шагах от Чуйкова. Сняв фуражку, он стиснул её в огрубевших от работы ладонях и быстро заговорил:
- Меркулов я, старший пастух из совхоза "Выпасной"... Тут вот как получается, товарищ генерал, мы собственно, мил человек, ой, товарищ, сами колхозники из Пимено-Черни и Нижнего Черни, туда-сюда ходим на оборонные работы, в Котельниково вчера зашли было. Позавчера к сельсовету приехали со станции товарищи военные из НКВД, и пососкребали всех с огородов и коровников к станции за Гиблую балку, оборону, значит, копать всякую разную. А мы что? Мы не против подсобить нашей обороне. Пошли копать все, кто мог ходить! Тока вот, теперь скотина колхозная не доена, птица не кормлена, а про своих свиней, коз и баранов и говорить нечего. Вчера утром едва дошли, уж обратно всех пустили, всё мол, свободны, здесь беженцев много, они и будут рвы и окопы рыть. Вроде и не нужно теперь никому копать. Домой в Пимено-Черни идём. А тут стрельба на станции, пальба. Неужто германец пробрался уже к нам так близко?