Теперь, страшными усилиями преодолевая свою слепоту и социальную лень к прозрению, психологические барьеры и моральные шоры, мы начинаем постигать наше настоящее и прошлое.
И как привычно это постижение ограничить рамками дозволенного «приличия». Однако куда деть неприличное? Необходимо ли его просто выбросить из истории? Или во имя неповторяемости его следует осмыслить?
2. Многие сведения о нашем недавнем прошлом не могут быть сегодня документально подтверждены. Однако разве это довод против их публикации с указанием на вероятный, а не достоверный характер? Достоверность таких сведений в процессе исторической проверки будет либо повышаться, либо понижаться. Однако для того, чтобы сведения были проверены, они должны быть введены в культуру.
3. Эта книга призвана дать художественный образ эпохи, а не её документальное описание. Трудно поверить, что Полина Семеновна Виноградская выдумывала: она была человеком без фантазий, в её рассказе были подробности, которые не придумаешь. Если же в предании, сообщенном мне Виноградской, все же содержится выдумка, то и она ценна, потому что важно направление и характер этой выдумки.
4. В истории, рассказанной здесь, Аллилуева предстает как вызывающая сочувствие, а осуждения заслуживает Сталин.
5. Мы до тех пор не будем свободными людьми, пока не научимся раскрепощенному, в том числе и фривольному, отношению к своему прошлому и его персонажам. Пример такой свободы и даже фривольности показал Ф. Искандер в "Моем бедном Марате". Герой повести оказывается любовником любовницы Берия. Описывая донжуанские похождения героя, балансирующего над пропастью, автор не просто сообщает пикантные подробности жизни одного из самых страшных соратников Сталина, но и передает ужас бесправия людей.
Не смогли бы французы выйти из состояния духовной несвободы, если бы Вольтер не совершил непомерно смелого кощунства — не осмеял ни много ни мало национальную героиню Франции Жанну д'Арк. И фривольность этого осмеяния столь великолепно свободна, безоглядна, что, прочитав это, нельзя было больше оставаться верноподданным рабом короля и аристократии. Такая фривольность обрекала нацию на свободу.
Я хочу раскрепостить и себя, и моего читателя и разрешаю себе быть свободным, в том числе и от мнения моих рецензентов.
Руководитель культуры
Во второй половине 20-х годов наркомом просвещения Закавказья стал с благословения Сталина бывший грузчик. Он говорил своему другу носильщику: "Видишь, я нарком просвещения! Представляешь, кем бы я стал, если бы был грамотным?!" Писать резолюции он вскоре все-таки научился. Когда в Наркомат прислали бюст Ленина, нарком написал: "Просим прислать бюст с ногами".
Когда Наркомату достались два новых унитаза, нарком решил, что это вазы для фруктов, и во время очередного революционного праздника эти «вазы» были с большим трудом установлены на столах.
В конце 20-х годов в вузах ввели плату за обучение. Одна вдова прислала письмо с просьбой освободить ее сына от платы за обучение. Нарком написал резолюцию: "Бесплатный социализм кончился".
В 30-х годах этого наркома расстреляли. Видимо, на новом этапе для разрушения культуры потребовались люди с более высокой, чем у грузчика, квалификацией. В эти же годы был арестован и другой бывший грузчик — Тройский, руководивший культурой и литературой в Москве.
Что такое КУТВ?
Карл Радек определял КУТВ (Коммунистический университет трудящихся Востока) следующим образом: учебное заведение, в котором польские и немецкие евреи по-английски читают лекции китайцам о том, как делать революцию по-русски.
Соперничество меценатов
В 1926 году в кооперативном писательском доме близ улицы Герцена собралось много литераторов старшего и младшего поколения. В те поры некоторые писатели были в контактах с Троцким, который старался играть роль мецената. Видимо, из чувства соперничества, понимая значение писателей в жизни культурного слоя России, Сталин тоже стал делать попытки сблизиться с живой современной литературой. Поэтому он пришел на литературные посиделки. Там и состоялся разговор Сталина, Всеволода Иванова и Фадеева. Сталин спросил у Всеволода Иванова:
— Что у вас выходит в ближайшее время?
— Выходит новая книга.
— Хотите, я напишу к ней предисловие?
— Зачем? Если книга плохая, её не спасет никакое предисловие, а если хорошая, то она не нуждается в рекомендациях.
Сталин обратился к Александру Фадееву:
— А вы такого же мнения?
— Нет. Предисловие очень важная вещь. К моей книге предложил написать предисловие Троцкий, но мы с ним люди разных жизненных восприятий, и я отказался. А вот если бы вы, товарищ Сталин, написали, я был бы рад.
— Хорошо. Напишу.
Этот разговор имел решающее значение в жизни Фадеева и Иванова. Сталин не написал предисловия к фадеевской книге, но не забыл его согласия, как не забыл и отказа Иванова и хоть не преследовал его, но держал на расстоянии от высших литературных сфер и благ.
Эта история имела прямое продолжение. Во второй половине 30-х годов Сталин приглашал Иванова на приемы, сажал напротив себя и угощал: сам пил из рюмки вино, а гостю наливал в бокал водку.
Писатель послушно и молча пил, не стараясь ни расположить к себе, ни объясниться. Это было похоже на экзамен на покорность. Возможно, именно смиренность Иванова в сочетании с прямотой спасли его.
"Смешная история"
Рассказывал Кирпотин. К конце 20-х — начале 30-х годов на одной из встреч писателей со Сталиным Всеволод Иванов читал свой малоизвестный и позднее не печатавшийся рассказ "Дите".
Содержание рассказа таково. Красный партизанский отряд идет по пустынным степям. Партизаны видят проносящуюся вдали упряжку, в которой сидят два белогвардейца. Начинается стрельба.
Приблизившись к упряжке, партизаны увидели, что убит белый офицер и одетая в офицерскую форму женщина, а на дне повозки лежит младенец. Партизаны долго думают, что делать с ребенком, и наконец решают, что, поскольку он ни в чем не повинен, его надо растить при отряде. С этой целью из соседнего кишлака привозят кормящую мать-киргизку. Она плачет и отказывается кормить чужое дитя. Разъезд возвращается в кишлак и привозит оттуда грудного сына киргизки. Она кормит обоих. Однако молока у нее не очень много, и партизаны начинают замечать, что своего ребенка мать прикармливает больше, чем приемного. Боясь, что это будет стоить жизни сыну отряда, партизаны убивают родного сына женщины.
Сталин слушал рассказ очень внимательно, а в конце весело расхохотался, восприняв эту историю как комедию.
О "Беге"
Сталин сказал: «Бег» Булгакова в том виде, в котором он есть, представляет антисоветское явление".
Ложная легенда, прикрывающая политическое убийство
В середине 40-х годов я слышал историю смерти Котовского.
В 1925 году Котовскому приглянулась молодая красивая жена одного из подчиненных ему командиров. Однажды вечером Котовский отослал этого командира с каким-то пакетом в штаб округа, а сам пришёл к его жене. Неожиданно муж вернулся и, застав Котовского в неблаговидной ситуации, застрелил его.
Сегодня выясняется, что эта ложная легенда распространялась преднамеренно. Биограф полководца Виктор Козаков и сын — Г. Г. Котовский (см. «Знамя» 1989, № 5) рассказывают, что Котовского без видимых причин убил некто Зайдер. Убийца отделался легким наказанием, а затем был устранен. Это свидетельствует, что он действовал по воле какой-то очень высокой и полновластной силы.
Следует особо отметить, что Котовский был приглашен новым наркомвоенмором Фрунзе быть его заместителем. Почти одновременно Сталин устранил трех героев гражданской войны — Фрунзе, Котовского, Склянского, стремясь абсолютно подчинить себе армию.