Война советского народа также не может быть оценена однозначно, ее нельзя изображать лишь в мрачных тонах. Общечеловеческие традиции российской истории, гуманистические идеалы Октября продолжали жить в сознании народа, что наиболее ярко проявилось именно в военные годы. Исследователи, отечественные и зарубежные, полагают, что народами СССР руководил не только традиционный патриотизм, но и социалистическая и интернационалистическая идея. И ВКП(б) не может быть оценена однозначно. Ее аппарат представлял собой инструмент в руках «вождя». Однако были миллионы рядовых членов партии, не имевших отношения к делам верхов. В подавляющем большинстве своем это были наиболее добросовестные рабочие, крестьяне, служащие, красноармейцы. Самовластье ослабляло их влияние, но отнюдь не исключало его. Многие рядовые члены партии, местные ее организации вели эффективную работу во имя победы. Официально провозглашенные демократические принципы, нормы поведения позволяли им в той или иной мере нейтрализовать пагубные влияния сталинизма, независимо от того, сознавали они его сущность или нет.
Противоречивы итоги войны Советского Союза. Великая победа — результат не только разгрома жестоких пришельцев, но и одновременно преодоления воздействия укоренившегося в стране сталинизма, его преступлений, главным образом против советских людей, грубейших политических и военных просчетов. С полным основанием мы говорим об общем прогрессивном воздействии разгрома фашизма на развитие всего человечества. Но победа, сохранив и укрепив независимость СССР, одновременно укрепила диктатуру Сталина; разрушила фашистские государства в странах Центральной и Юго-Восточной Европы, однако там возникли авторитарные же режимы. Имперские тенденции сталинской дипломатии, общая ее ограниченность явились одним из условий возникновения «холодной войны». Этому способствовали огромные потери СССР, породившие самоуверенность влиятельных кругов Запада. Они также ответственны за «холодную войну». Они вели ее под лозунгами «антикоммунизма», хотя Сталин и его окружение на деле давно превратили коммунистическую идеологию в пустую риторику. Она лишь сопровождала внешнюю политику.
Однако определяют отставание отечественной исторической литературы, на наш взгляд, субъективные обстоятельства. В первую очередь это грубый диктат и прямое вторжение первых лиц (от Сталина до Ельцина) и других администраторов в истолкование прошлого; распространение политического произвола на историографию и ее фактическое слияние с примитивной агитацией. На освещение войны не лучшее влияние оказывает современная борьба различных лиц и фракций, использующих так или иначе искаженные знания о войне в своих целях. Влияют — неизменно оппортунистическая позиция РАН и иных научных учреждений; своеобразная селекция кадров историков (от физического уничтожения до закрытия военно-исторического факультета). Науку часто представляют посредственные люди, карьеристы, корыстолюбцы. Подавляющее большинство особенно военных историков — это самоучки. Ныне историком считает себя каждый. Особенно вредно, если в руках оказывается печатный орган. Так, один из самых объективных некогда советских журналов «Новое время» тиражирует фальсификации Л. Баткина, К. Любарского, Л. Млечина, А. Пумпянского. Сыграло пагубную роль отсечение военной историографии от ее предыстории. Многие наши специалисты, не зная историков и мыслителей прошлого, вынуждены заново открывать для себя азы своей профессии.
Стали правилом пренебрежение теорией, подмена историографии и источниковедения некачественными библиографией и беллетристикой; вытеснение научного исследования «писательским», «журналистским», «статистическим», «документальными романами и повестями» и даже «документально-философской прозой»; непонимание диалектики противоположных тенденций; непомерно большое внимание мелким темам (как покончил с собой Гитлер, как идентифицировали его труп, встречался ли он со Сталиным, были ли двойники у последнего, как вербовали «женщин для комфорта» японских солдат и т. п.).
Закрыта большая часть документов, которые, по мнению недалеких членов Политбюро и маршалов, не отвечали воспитанию народа и армии, безопасности государства. Устранение этого порока проходит вяло. Но мы не считаем недостаток документов «главным препятствием»[348]. Проявляя политическую и профессиональную незрелость, многие историки сектантски относятся к зарубежной науке. Сотрудничество носит во многом показной характер. Западные ученые нередко спрашивают, почему они вынуждены принимать у себя не специалистов, а вчерашних эмигрантов или сегодняшних чиновников типа Г. Куманева и О. Ржешевского. На Западе понимают, что ситуация в нашей историографии препятствует развитию мировой литературы о войне. Мы должны достаточно четко представить себе, что вследствие отставания советской военной историографии нам волей-неволей придется воспользоваться опытом зарубежной, очевидно, в первую очередь, германской науки в исследовании весьма важных проблем войны. Среди них — роль «вождей», их преступления, военное управление в условиях автократии, судьба военнопленных, сопротивление деспотии, повседневная жизнь народа и армии, эмиграция, преодоление пагубных последствий автократии.