Из-за такого заметного контраста между этой частью работы Сталина и следующими весьма хорошими частями встаёт вопрос, почему же Ленин принял работу в таком виде. Об этом можно лишь строить предположения. Главной целью статьи было кратко представить и разъяснить программу большевиков в такой сложной области, как национальный вопрос, и при этом убедительными аргументами опровергнуть точку зрения австрийской социал-демократии, скатившейся в утончённый национализм. Эта задача в статье была решена очень хорошо, и это наверняка стало для Ленина решающим пунктом. Во всяком случае, вряд ли было возможно в этой статье сверх того разработать сколько-нибудь аргументированную марксистскую теорию нации, кроме того, для целей брошюры это тоже не было нужно.
Ведь было достаточно исходить из факта существования наций и национальностей и существования многонациональных государств с господствующими и угнетёнными нациями, таких как Россия и Австро-Венгрия, чтобы обрисовать проблемы национальной политики революционного рабочего движения. Зачем в таких условиях Ленину заставлять Сталина полностью и исчерпывающе переработать эту слабую вводную главу? Сделать это Сталин в любом случае не смог бы, хотя бы из-за незнания языков, да и он отнюдь не был воодушевлён порученной ему работой. И кроме того, тогда Ленин хотел заполучить Сталина для активной работы в партии и в редакции «Правды», так зачем было его расстраивать? Так что он, видимо, подумал: «бог с ним»[263], поскольку не мог предугадать, что эта незначительная главка когда-нибудь будет поднята в ранг теории нации.
Позже, в 1929 году, это сделал Сталин самолично, авторитетно заявив в своей работе «Национальный вопрос и ленинизм»: «Русские марксисты давно уже имеют свою теорию нации». Он процитировал текст из своей работы «Марксизм и национальный вопрос» полностью и дословно, а затем продолжил:
«Как известно, эта теория получила в нашей партии общее признание». Из этого он заключил: «Остаётся одно: признать, что русская марксистская теория нации является единственно правильной теорией»[264].
Если четыре года назад он ещё вынужден был констатировать, что кто-то осмелился предложить другое определение ленинизма, отличное от его, то теперь он получил лишь вопрос, не стоит ли включить в определение нации ещё и государство в качестве дополнительного признака. Сталин вновь лично засвидетельствовал, что его теория нации — единственно верная. Если бы кто-то имел смелость подвергнуть сомнению верность этой теории, его первым вопросом, видимо, было бы: что означает то, что это — «русская марксистская теория»?
Является ли марксизм интернациональной теорией — каковой должна быть всякая теория — или для России верна другая, специально русская марксистская теория? Идёт ли здесь речь о русифицированном марксизме? Ведь заметно, насколько небрежно Сталин использовал марксистскую терминологию, тем более что несколько лет назад он публично резко критиковал Каменева за его беззаботное использование терминов, когда тот сказал, что диктатура пролетариата в Советской России фактически тождественна диктатуре Коммунистической партии, что тогда подняло скандал в Политбюро. Конечно, он мог хорошими аргументами отвергнуть предложение включить в определение государство, достаточно было бы указать на многие нации, не обладающие собственным национальным государством.
Но тогда Сталин использовал случай дать как бы продолжение своей первой работы «Марксизм и национальный вопрос». Так как теперь он занимался в основном социалистической нацией и судьбой наций и национальных языков в будущем, когда социализм победит в мировом масштабе. Поскольку тут речь шла только о предположениях, которые к настоящему времени стали необоснованными, мы оставим здесь этот вопрос в стороне. Однако более интересно его рассмотрение проблемы социалистической нации. В своей первой работе он констатировал, что нация является «исторической категорией определённой эпохи, эпохи подымающегося капитализма»[265].