Впрочем, по поводу происшедшего выдвигались самые разные предположения, однако допустимо предположить, что Троцкий так или иначе постарался бы прибыть в Москву, имей он такую возможность, поскольку он испытывал к Ленину глубокое и искреннее уважение, в чём можно убедиться из его короткой статьи для «Правды», отправленной телеграфом из Тбилиси.
С другой стороны, предположение о том, что Сталин, Зиновьев и Каменев остались вполне удовлетворены тем, что Троцкий отсутствовал на похоронах, совершенно реалистично: он привлёк бы к себе внимание. Траурная церемония была организована так, что Сталин, выступив с надгробной речью, высказал в ней в форме клятвы свою верность Ленину[42]. Позднее упоминания заслуживал только этот факт, что по сути являлось полуправдой. Фактически на траурной церемонии выступило 17 человек, среди них Бухарин, Зиновьев, Каменев, Томский, Рыков, Ворошилов, Клара Цеткин, а также Сталин, получивший слово четвёртым.
Выступление Сталина отличалось от всех остальных своим патетическим слогом и религиозной манерой. Исаак Дойчер в своей биографии Сталина охарактеризовал это выступление очень метко:
«Клятва Ленину, которую он предварительно прочитал на втором съезде Советов, и по сегодняшний день остаётся полнейшим и красноречивейшим разоблачением его собственной духовной сущности. В ней стиль Коммунистического манифеста странным образом смешался со стилем православного молитвенника, и марксистская терминология перемежалась церковнославянскими словами. Революционные клятвы звучали будто литания, написанная для церковного хора»[43].
Многие брались определить, сколько в этом «экзальтированном прощании» было искренности и сколько — лицемерного расчёта. Дойчер расценивает это так:
«Нет никаких сомнений, что Сталин совершенно искренне был пронизан верой в то, что он имеет право видеть в себе самом верного ученика Ленина»[44].
Однако после смерти Ленина внутрипартийные споры — вопреки якобы прекращению дискуссий — не затихли, члены «тройки» на XIII съезде партии, проходившем в мае 1924 года, ещё более обострили их. Зиновьев сделал политический доклад, в котором также дал оценку внутрипартийным разногласиям. В нём он назвал даже наималейший намёк на критику Центрального Комитета совершенно необоснованным, словно в решение от 5 декабря 1923 года наиболее важные пункты критики не были признаны правомерными. Теперь же он утверждал, что
«...группа товарищей, исходя из ошибочной оценки положения вещей от первой до последней буквы, пыталась либо изменить политику ЦК, либо состав ЦК»[45].
Характерным для нового отношения к официальным документам является следующий пассаж из доклада Зиновьева:
«Владимир Ильич умел быть объективным. Поспорит с любой оппозицией, а потом и возьмёт то, что у неё есть здорового. Верно, он этому учил нас, и мы достаточно реалисты, в этом вы можете нам поверить, что мы охотно взяли бы у побеждённой оппозиции всё, что у неё есть правильного, если бы... если бы было что взять. А положение, товарищи, таково, что взять-то нечего, а скорее дать им надо что-нибудь на идейную бедность»[46].
На этом съезде Троцкому ещё пока была предоставлена возможность разъяснить и обосновать свою позицию. По крайней мере протокол отмечает, что он был «встречен бурными аплодисментами», из чего можно заключить, что даже среди тщательно отобранных делегатов он ещё располагал значительными симпатиями и авторитетом. Троцкий начал с напоминания делегатам о том,
«что сам Центральный Комитет в известный момент между двумя съездами признал необходимым — и это открыто провозгласил — изменение внутрипартийной политики»[47].
Затем он детально изложил фрагмент речи Бухарина, в котором тот ярко обрисовал, как секретари парторганизаций назначаются сверху, имитируя выборы.
Бухарин говорил:
«Приходят и спрашивают: „кто против?“, и так как более или менее боятся высказываться против, то соответственный индивидуум назначается секретарём бюро ячейки. Если бы мы произвели анкету и спросили, сколько раз происходило голосование с опросом председателя „кто за“ и „кто против“, то мы обнаружили бы без труда, что у нас в большинстве случаев выборы в партийные организации превращаются в выборы в кавычках, потому что голосование происходит не только не после предварительного обсуждения, но по формуле „кто против“, а так как говорить против начальства нехорошо, то этим вопрос кончается»[48].