Сталин пытался доказать этот грубый тезис, цитируя — в то время уже привычным образом — какие-то вырванные фрагменты из разных времён, а кроме того, изобретя революцию саму по себе. В 1926 году Сталин уже мог проделывать такие абсурдные фальсификации истории и даже навязывать их съезду, так как старая большевистская партия Ленина уже не существовала. Приём в неё сотен тысяч новых членов без необходимого политико-идеологического образования, не говоря уж о теоретическом, настолько изменил её состав, что доля старых большевиков к тому времени съёжилась в ничтожное меньшинство. Только эти товарищи ещё знали настоящую историю партии, включая её прежние внутрипартийные дискуссии, и лишь они знали, что «троцкизмом» во дооктябрьские времена называлось течение в РСДРП, стремившееся к объединению фракций большевиков и меньшевиков.
Так систематическая фальсификация истории стала неотъемлемой частью идеологического арсенала сталинизма. История партии через достаточно регулярные промежутки времени должна была переписываться под притязания генерального секретаря, с течением времени выросшие настолько, что он из «лучшего ленинца» стал «Лениным сегодня», пока наконец в «Кратком курсе» 1938 года история не достигла своей теперь уже полностью фальсифицированной версии.
Одним из самых усердных придворных писателей во все времена был Е. М. Ярославский, вынужденный несколько раз обновлять свои версии, с одной стороны потому, что Сталин время от времени должен был получать всё более высокий ранг, а с другой стороны, и потому, что его прежние соратники со временем превращались в правых или левых «уклонистов» и врагов партии либо становились «неличностями», которых якобы вообще не было. Хотя Сталин и считал трактовки истории партии Ярославского наилучшими, они, однако, в конце концов должны были исчезнуть с книжного рынка так же, как и трактовки Зиновьева, Кнорина, Бубнова и других авторов, поскольку они должны были уступить место гениальному труду «История ВКП(б). Краткий курс». Но в компенсацию за это Ярославский и Кнорин получили право работать над «Кратким курсом» в качестве авторов, хотя об их авторстве умалчивалось, поскольку Сталин позже приписал авторство этого произведения себе одному, а старый большевик Кнорин ещё до окончания книги был арестован и расстрелян.
Сталин в своих тезисах пришёл к заключению, что в отношении взглядов объединённой оппозиции речь шла о «социал-демократическом уклоне», и эту характеристику, естественно, нужно было воспринимать в контексте со сталинской догмой, что социал-демократия не только злейший враг коммунизма в международном рабочем движении, но и «двойник фашизма». Троцкий, Зиновьев и Каменев в связи с этим клеймились не только как пораженцы, но и как сторонники социал-демократии и таким образом как «полуфашисты».
В то время как идеология формировавшегося сталинизма первоначально выражалась скорее в неприятии вымышленного призрака троцкизма, то есть была сформулирована по большей части отрицательно, на втором этапе её развития заметно усилилась необходимость в положительном содержании, в положительных целях. Партийные массы должны знать не только против чего борется партия, но и за что ведётся эта борьба. Сталинизм срочно нуждался в теоретической и идеологической базе, и таковой стала теория построения социализма в одной отдельно взятой стране: можно строить и построить социалистическое общество даже в том случае, если международная революция в течение долгого времени не наступает и Советский Союз должен существовать без помощи более развитых стран. Сталин теперь постоянно ставил это воззрение на передний план, при этом утверждая, что его создал и защищал Ленин.
Как известно, Маркс и Энгельс считали, что социализм будет совместным завоеванием международного рабочего класса, из чего можно сделать вывод, что революция должна победить по крайней мере в нескольких развитых капиталистических странах, хотя молодой Энгельс в 1846 году в своих «Принципах коммунизма» поначалу довольно категорично заявлял, что социалистическая революция обязательно будет иметь международный характер и поэтому произойдёт одновременно в капиталистических странах. Но он писал это в то время, когда важнейшие положения марксистской теории научного социализма ещё не были разработаны. Поэтому не стоит переоценивать это весьма абстрактное мнение Энгельса. Так как позже, когда капиталистическое общество стало в своей сущности более развитым и социалистическое рабочее движение выросло в серьёзную политическую силу, настолько, что социалистическая революция уже не была лишь отдалённой перспективой, а, казалось, стала реальной возможностью, тогда Маркс и Энгельс видели проблему уже гораздо более конкретно. Исходя из неравномерного развития капитализма в разных странах, они видели в наиболее развитых странах Европы — Франции, Англии и Германии — первых кандидатов на социалистическую революцию. При этом они вовсе не думали, что это должно будет произойти во всех трёх странах одновременно. Энгельс был убеждён, что Франция выйдет вперёд, а Германия и Англия будут её догонять. Международный характер и содержание социалистической революции представлялись достаточно длительным историческим процессом, в котором международный пролетариат объединит свои силы.