Вопрос, из-за чего Сталин вопреки решениям XV съезда и вопреки своим собственным заявлениям осуществил эту внезапную смену курса, часто обсуждался и зачастую представлялся непонятным произволом. Так, Ганс Кальт в своей в целом весьма поучительной работе об истории СССР спрашивает:
«Почему произошло это объявление войны кулакам и многим середнякам в советской деревне? […] Это ведь был решающий шаг в сторону от ленинского наследия к тому вырождению, которое сегодня часто называют сталинизмом»[91].
Совершенно правильно Кальт отвергает как неубедительное данное позднее объяснение, что нависшая международная угроза Советскому Союзу заставила Сталина перейти к срочно ускоренной индустриализации и к насильственной коллективизации для обеспечения обороноспособности страны. Также и то предположение, что Сталин таким образом преимущественно стремился к более сильной мобилизации рабочего класса и сельской бедноты, Кальт считает необоснованным, и ниже он ставит решающий вопрос:
«Побудила ли Сталина к этому повороту жажда власти? При этом неизбежно и те двое, которых Ленин пятью годами ранее в своём письме к ЦК рекомендовал на руководящие посты и которые, помимо Сталина, ещё оставались в руководстве, а именно Бухарин и Пятаков, тоже должны были перейти на другую сторону. Было ли это основным намерением Сталина?
Хотя для кого-то признание этого может оказаться болезненным, многое свидетельствует в пользу его истинности»[92].
Однако в этом Кальт ошибается, как и многие другие авторы, желающие приписать внезапный поворот сталинской политики только его чертам характера и прежде всего его жажде власти, так как этим они игнорируют объективные и общественные условия, возникшие вследствие его политики, и таким образом остаются в рамках субъективистского понимания истории. Фактически именно эти объективные условия заставили его выбирать из вышеупомянутых альтернатив, и поскольку две первых по разным причинам были невозможны для него, то в данных обстоятельствах лишь третья казалось ему наиболее подходящей. Тот факт, что он выбрал её, в то же время показывает и некоторые из черт его характера: его беспринципность, проявившуюся в его прагматически-волюнтаристской политике (причём он, нимало не сомневаясь, перенял большинство предложений оппозиции, против которых он до того момента боролся как против троцкизма), его сознание и желание власти, связанное с его убеждением, что насилием можно достигнуть всего, и его цинизм и грубость в отношениях с соратниками.
Он сознавал, что этим решением он должен начать борьбу против Бухарина, Рыкова, Томского и их сторонников, но это вполне его устраивало, потому что он, убрав их, мог ликвидировать последние остатки коллективности, которая ещё могла существовать в Политбюро. В этом пункте Кальт, конечно, прав, но это не было главной причиной. Кроме того, в данном случае он ошибается ещё и в отношении личностей, так как тогда препятствием для Сталина был не Пятаков, а близкие к Бухарину Рыков и Томский, как члены Политбюро с ленинских времён. А Пятаков тогда только что отошёл от оппозиции Троцкого, Зиновьева и Каменева и покорился Сталину. Позднее он был назначен директором Госбанка, выбран в ЦК и затем как первый заместитель наркома тяжёлой промышленности Орджоникидзе играл решающую роль в процессе индустриализации, до тех пор, как в сентябре 1936 года он был арестован и на процессе так называемого «параллельного центра» в 1937 году приговорён к смертной казни и расстрелян.
Внезапный поворот Сталина своими последствиями привёл к ещё большей панике во всём сельском хозяйстве, так как он произошёл совершенно неожиданно. Но из того факта, что как индустриализация, так и коллективизация сельского хозяйства были необходимы для строительства социализма и потому прогрессивны, нельзя сделать вывод, что этот поворот в сталинской политике нужно расценивать исключительно положительно, как это зачастую делалось и делается. Потому что при этом нельзя упускать из внимания ни ненужную задержку, ни насильственные методы принуждения, ни отрицательные экономические, социальные, политические и идеологические последствия. Они не были ни необходимыми, ни неизбежными, а привели к большим социальным потерям (в частности, к катастрофическому голоду) и к другим отклонениям в развитии, от которых Советский Союз страдал в течение долгого времени.
91
Hans Kalt: Der lange Schatten Stalins. Zur Geschichte der Sowjetunion un zum Scheitern des sowjetischen Modells [Ганс Кальт. Длинная тень Сталина. Об истории Советского Союза и о крахе советской модели]. Кёльн, 2010, стр. 61.