Ленин создает теорию «наиболее слабого звена в цепи капитализма», прорывает эту цепь там, где он находит это в первую очередь необходимым, т. е. в России, и создает первое в мире пролетарское государство — СССР, плацдарм мировой революции. Он с абсолютной мудростью управляет этим государством к абсолютному благу трудящихся всего мира; с абсолютным ясновидением узнает среди своих приближенных (из которых совершенно естественно три четверти оказываются предателями и прислужниками мировой буржуазии) мудрейшего и потенциально уже всемогущего Сталина и передает ему дальнейшую деятельность по разработке (включая и диалектическое развитие) и проведению в жизнь пророчеств Маркса, Энгельса и своих собственных.
После смерти Ленина, Сталин остается на земле единственным средоточием абсолютной мудрости, абсолютной благости, а в границах социалистического лагеря — и абсолютного могущества. Он безошибочно ведет человечество к построению коммунистического общества, ибо он один ведает до конца свойства этого общества и ведущие к нему пути. Он уже создал первое в мире государство трудящихся, в котором цветут народы, освобожденные от эксплуатации человека человеком, наслаждаясь правами подлинной свободы, золотыми буквами записанными в солнечной Сталинской Конституции. Это государство является наиболее могущественным в мире, так как в нем идет совершенно чудесный рост всех производительных сил, в то время как в остальном мире, находящемся еще, к сожалению, под классовым господством зашивающей буржуазии, идет неудержимый процесс разложения. Сталин — это Ленин сегодня.
Воспитанный Сталиным советский человек, в противоположность досоциалистическому человеку, есть новый человек, обладающий сознанием, определяемым уже не эгоистическими классовыми интересами, а волей и мудростью обожаемого им Сталина. Сталинский человек во всех своих мыслях, чувствах и действиях определяется уже не материальными причинами, а самоотверженной любовью и фанатической преданностью партии Ленина-Сталина. Марксово учение о человеке сохраняет свою силу в классовом, досоциалистическом обществе. В СССР, в условиях уже построенного социализма, в бесклассовом обществе, с вершин которого уже видна заря коммунистического блаженства, живет новый, сталинский человек, воспитанный им по своему собственному замыслу о человеке.
В коммунистическое вероучение сталинская эпоха внесла очень много нового. Во-первых, она почти до крайнего возможного предела развила фикционализм, только в потенции содержавшийся в первом догматическом выступлении Ленина. Во-вторых, из двух возможных путей развития — обожествления коммунистической партии или обожествления вождя она решительно стала на второй путь, используя партию лишь как фон для вящего прославления ее руководителя или, что практически гораздо важнее, как безличную форму выражения его мысли и воли.
Ленин, вне всякого сомнения, является основоположником большевистской догматики. Но, устанавливая догмат непогрешимости Маркса и Энгельса, он едва ли мог оценить все последствия, которые повлечет за собой это установление и едва ли мог обозреть все выводы, которые будут из него сделаны.
Наукообразная «теория» и «диалектический» метод ее развития сохранили свои права и в сталинскую эпоху, но они занимают сейчас ничтожное место в идейном арсенале коммунизма, по сравнению с периодом его зарождения. Марксистско-ленинская теория только в порядке фикции по-прежнему признается незыблемой основой всякого знания. Институт Маркса-Энгельса-Ленина продолжает существовать, но все необходимые идейные надстройки создаются вне его лично товарищем Сталиным (или, в безличной форме выражения, ЦК ВКП(б).
Экзотерическая идеология сталинизма, основной характеристикой которой является догматизированная фикция, ищет своего выражения не столько в теории, сколько в художестве и культообразном церемониале. Художнику легче изображать несуществующее как бы существующим, чем ученому (метод социалистического реализма заключается именно в приемах, придающих заданным советскому искусству несуществующим в жизни образам натуралистические характеристики), а культообразный церемониал может оказывать, особенно на неверующие души, почти то же воздействие, что и подлинный религиозный культ.
Культ Сталина получает поэтому гораздо большее значение, чем практиковавшийся в двадцатьпс годах культ Маркса-Энгельса-Ленина, хотя принципиально мало чем от них отличается. Исходя из фикции и возвращаясь к фикции, он, как и всякое действо, не может оставаться только фикцией. Психологическая закономерность, в силу которой мы становимся грустны, если нам удастся заплакать, вносит в культ Сталина сверх содержащейся в нем фикции еще и предписываемое этим культом содержание, искусственно рождающееся от фикции, но преломляющееся в сознании как подлинное. Пропагандный смысл этого вида «обратного воздействия надстройки на базис» заключается в том, что к сознанию советского человека, и без того затемняемому целой системой схоластических выкладок, пристраивается специальный угол «сознательности», принимающий в себя ряд своего рода псевдоэмоций, в значительной мере нейтрализующих или по меньшей мере сковывающих чувство ненависти к партийной диктатуре.