Это положение является именно мифом, а ни в коем случае не пустой фикцией. Не подлежит сомнению, что значительная часть советского населения более или менее глубоко верит, что советский строй это действительно социализм. Не коммунизм еще, обещающий осчастливить человечество, но первая его фаза, осуществленная в условиях капиталистического окружения. Подсоветский человек нередко убежден в том, что социализм в СССР по меньшей мере в основном построен. И если он враждебен Этому социализму (и всякому: другого он себе не представляет), то потому, что знает ему цену — цену крови и слез. И с социализмом этим он будет бороться не как с вымыслом, а как с подлинной реальностью.
Морально-политическое единство советского народа есть уже фикция чистой воды. Она вытекает из мифа о построенном социализме. В СССР нет, согласно этому мифу, антагонистических классов, а есть только дружественные классы рабочих, крестьян и интеллигенции; впрочем, интеллигенцию, чтобы соблюсти марксистскую классификацию, полагается считать не классом, а прослойкой между классами. Выражается морально-политическое единство советского народа в факте (вполне фиктивном) существования блока коммунистов и беспартийных и в картине советских выборов, на которые являются 99 % избирателей и 99 % явившихся голосуют за блок. Блок между действительно существующей организацией коммунистов и беспартийными, лишенными какой бы то ни было организации, никак организационно не оформлен. Картина поголовного шествия к урнам обеспечивается мероприятиями полицейского стиля и не представляет сколько-нибудь сложной задачи в условиях СССР. Единодушие голосования обеспечивается тем, что имеется только один кандидат, имя которого напечатано на избирательном бюллетене. Остается бросить этот бюллетень в урну. «Не голосование, а голое сование» — сказал чей-то злой язык. Есть, правда, еще возможность зачеркнуть имя кандидата, перед тем, как сунуть бюллетень в урну. Безрезультатность этого жеста, страх перед всевидящей властью, сомнительная тайна голосования, все это приводит к тому, что избиратель покорно подчиняется комедии выборов. Он стольким комедиям подчиняется, что одной больше или меньше для него не имеет значения. Впрочем, поскольку подсчет поданных голосов производится целиком силами «блока коммунистов и беспартийных», правильность его с полным основанием может быть взята под сомнение.
Почему при наличии морально-политического единства советского народа государство нуждается в колоссальном аппарате государственной безопасности, почему в тюрьмах и лагерях находятся миллионы граждан, причем этим не исчерпывается число репрессированных, почему существуют каторжные законы о труде и охране колхозного имущества от колхозников, почему пропаганда ведет неустанную борьбу по разоблачению летунов, лодырей, рвачей и прогульщиков, — все эти вопросы задавать в Советском Союзе невозможно и бесполезно.
Фикция морально-политического единства определяет поведение массы населения СССР в направлении, нужном власти. Но это поведение — результат дрессуры, это террористически прививаемая населению система условных рефлексов. Это очень большая сила, в особенности опасная потому, что она не встречает прямого противодействия. Недооценивать ее, а тем более игнорировать, было бы большой ошибкой. Но сила эта мгновенно умирает, как только исчезает советская власть. Во время немецкой оккупации от морально-политического единства советского народа не осталось и следа. Последние машины с советским руководством отъезжали под иронические замечания толпы. Этого мало. Сейчас же рождалась потребность в общении, в свободном обмене мыслей, в организации. Правда, это стремление не могло осуществиться в условиях гитлеровской оккупации.
Самая демократическая в лире конституция, Конституция эта, содержащая ряд демагогических элементов, совсем не демократична, хотя бы уже потому, что она устанавливает господство одной партии и исключает всякую оппозицию. После этого все слова о свободах или независимом суде остаются только словами. Конституция не дает советскому человеку никаких реальных прав. В ней содержится ряд заведомо ложных утверждений, например, о неприкосновенности личности и жилища. В ней ни слова не говорится об огромной роли политической полиции, фактически распоряжающейся жизнью и имуществом советских граждан. Ни слова не говорится о принудительном труде репрессированных граждан, о способе вербовки рабочей силы посредством плановых репрессий.