Необходимость «выбирать»: Сталинский любимец в литературных декорациях
Непосредственное обсуждение рекомендованных к номинации на премию текстов началось на пленуме Комитета 18 ноября 1940 года[233]. К этому моменту все участники заседания уже должны были ознакомиться с романом В. Василевской «Пламя на болотах» и поэмой Н. Асеева «Маяковский начинается»[234]. Немирович-Данченко настоял на важности обсуждения текстов, выдвинутых литературной секцией, но далее попросил дискутантов помнить о важном обстоятельстве: «…как бы мы высоко ни ценили художественное произведение, мы не можем отрешиться от идеологической полезности этого произведения»[235].
А. Толстой начал доклад с того, что зачитал членам Комитета написанный им отзыв литературной секции на роман М. Шолохова, который и стал главным предметом обсуждения на пленуме:
Как бы ни хорошо было сделано произведение искусства, мы оцениваем его по тому окончательному впечатлению, которое оставляет оно в нас, по той внутренней работе, которую оно продолжает совершать в нас.
Большие произведения искусства, охватывающие значительные по размаху и глубине социальные темы, продолжают эту работу в нас очень долгий период, иногда в течение всей нашей жизни. Влияние художественных произведений есть мерило их качества.
Можем ли мы с таким мерилом подойти к нашим современным писателям? Можем ли мы без длительной проверки определить их подлинную художественную высоту? Да, можем и должны. Оценка художественного произведения — это тоже акт творческого дерзания, как и всякое творчество.
Можем ли мы к роману «Тихий Дон» Шолохова приложить мерило такой оценки? Книга «Тихий Дон» вызвала и восторги и огорчения среди читателей. Общеизвестно, что много читателей в письмах своих требуют от Шолохова продолжения романа. Конец 4‐й книги (вернее, вся та часть повествования, где герой романа Григорий Мелехов, представитель крепкого казачества, талантливый и страстный человек, уходит в бандиты) компрометирует у читателя и мятущийся образ Григория Мелехова, и весь созданный Шолоховым мир образов, — мир, с которым хочется долго жить, — так он своеобразен, правдив, столько в нем больших человеческих страстей.
Такой конец «Тихого Дона» — замысел или ошибка? Я думаю, что ошибка. Причем ошибка в том только случае, если на этой 4‐й книге «Тихий Дон» кончается… Но нам кажется, что эта ошибка будет исправлена волей читательских масс, требующих от автора продолжения жизни Григория Мелехова.
Почему Шолохов так именно окончил 4‐ю книгу? Иначе окончить это художественное повествование в тех, поставленных автором, рамках, в которых оно протекало через четыре тома, трудно, может быть даже нельзя. У Григория Мелехова был выход на иной путь. Но если бы Шолохов повел его по этому другому пути, через Первую Конную, к перерождению и очищению от всех скверн, — композиция романа, его внутренняя структура развалилась бы. Роман ограничен узким кругом воззрений, чувствований и переживаний старозаветно-казачьей семьи Мелехова и Аксиньи. Выйти из этого круга Шолохов, как честный художник, не мог. Он должен был довести своего героя до неизбежной гибели этого обреченного мирка, до последней ступени, до черного дна.
Семья Григория Мелехова погибла, все, чем он жил, рухнуло навсегда. И читатель законно спрашивает: что же дальше с Григорием?..
Григорий не должен уйти из литературы как бандит. Это неверно по отношению к народу и к революции. Тысячи читательских писем говорят об этом. Мы все требуем этого. Но, повторяю, ошибка только в том случае, если «Тихий Дон» кончается на 4‐й книге. Композиция всего романа требует раскрытия дальнейшей судьбы Григория Мелехова.
Излишне распространяться о художественном качестве романа. Оно на высоте, до которой вряд ли другая иная книга советской литературы поднималась за 20 лет. Язык повествования и язык диалогов живой, русский, точный, свежий, идущий всегда от острого наблюдения, от знания предмета. Шолохов пишет только о том, что глубоко чувствует. Читатель видит его глазами, любит его сердцем.
Можно ли к роману Шолохова «Тихий Дон» приложить мерило высокой художественной оценки? Да, можно. Роман Шолохова будет в нас жить и будить в нас глубокие переживания, и большие размышления, и несогласия с автором и споры; мы будем сердиться на автора и любить его. Таково бытие большого художественного произведения[236].
233
На заседании присутствовали: Вл. И. Немирович-Данченко, Р. М. Глиэр, А. П. Довженко, А. В. Александров, Н. Н. Асеев, В. А. Веснин, У. Гаджибеков, А. М. Герасимов, А. Б. Гольденвейзер, И. Э. Грабарь, А. С. Гурвич, А. Е. Корнейчук, Янка Купала, С. Д. Меркуров, С. М. Михоэлс, А. Г. Мордвинов, И. М. Москвин, В. И. Мухина, Х. Насырова, И. Я. Судаков, А. Н. Толстой, А. А. Фадеев, М. Э. Чиаурели, Ю. А. Шапорин (см.: Протокол пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям при СНК СССР в области литературы и искусства, 18 ноября 1940 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 3. Л. 8).
234
См.: Протокол № 2 общего собрания Комитета по Сталинским премиям, 11 ноября 1940 г. // Там же. Л. 3 об.
235
Стенограмма пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям, 18 ноября 1940 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 113.
236
Там же. Л. 105–107. Текст отзыва позднее опубликован в сборнике: Алексей Толстой о литературе: Статьи, выступления, письма. М., 1956. С. 361–363.