Вновь нападая на В. Я. Кирпотина, который «не выполнил самых элементарных обязанностей», возложенных на него, или И. Г. Лежнева, покинувшего с семьей вверенную ему Казань, Фадеев в очередной раз откровенно пытался оправдаться перед Сталиным (его фразу о «перепуганных интеллигентиках»[492] докладчик неоднократно повторял, ссылаясь на первоисточник) за свой запой, повлекший описанную выше попытку передела в высших кругах Союза писателей. Вполне очевидно, что цель фадеевского выступления не исчерпывалась свойственной его манере поведения попыткой искупления собственной вины перед «хозяином»; напротив, докладчик стремился сформировать комплекс коллективной вины, он намеревался разделить эту вину между всеми участниками литературного производства, констатируя дефектный характер работы всех сфер, как выразился Фадеев, «нашего идейно-художественного хозяйства». Провозглашенное тогда же требование «привести в полную ясность все наше литературное хозяйство, <…> чтобы все это (журналы, книги, сборники. — Д. Ц.) нормально издавалось и выходило в свет»[493] предполагало централизацию административных полномочий в руках ограниченного круга литературных чиновников («руководящего центра») и, как следствие, упрочение положения Фадеева в качестве руководителя писательской организации. Мысль о необходимости скорейшего оформления властной вертикали в Союзе внятно прочитывается в его выступлении:
…мы должны, — продолжал Фадеев, — наш руководящий центр поставить так, чтобы он работал как действительный руководящий центр и не выпускал из рук целый ряд практических рычагов. Это требует ответственности и от президиума и от актива, который работает у нас. Если руководящий центр не выпустит руководство из рук, тогда мы сможем правиться со всеми этими задачами[494].
И уже на очередном заседании президиума, 29 января 1942 года[495], едва наладив работу Союза[496], «руководящий центр» приступил к обсуждению списка кандидатов на Сталинскую премию. Один этот факт многое говорит о том, какое значение имел этот институт в системе культурного производства сталинской эпохи.
В принятии своих решений члены президиума писательской организации должны были исходить из оснований, несколько отличавшихся от прошлогодних. Причиной этому стало то, что тремя неделями ранее, 8 января 1942 года, при участии И. Г. Большакова, В. Д. Бонч-Бруевича (он заменял С. В. Кафтанова), Н. А. Вознесенского, М. Г. Первухина, М. Б. Храпченко и А. С. Щербакова был подготовлен не предназначавшийся для публикации проект постановления Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) «О Сталинских премиях на 1941 год»[497] с пометой В. М. Молотова. Этот проект прилагался к соответствующему постановлению[498], текст которого был напечатан 12 января в «Правде»[499]. Директивно изменен был лишь количественный параметр: в каждой из четырех номинаций в области литературы учреждалось по две 100-тысячные премии первой степени и две 50-тысячные премии второй степени. Однако вторым пунктом в документе давалась существенная рекомендация: «При обсуждении Сталинских премий за 1941 г. давать преимущество работам <…>, связанным с делом обороны страны»[500]. Это замечание, вполне отвечавшее сложившейся в начале 1942 года ситуации, стало прямым указанием власти, которая велела участникам культурного производства направить все свои устремления на создание произведений оборонной тематики[501]. Принимая во внимание эти и ряд других прямо не проговаривавшихся в постановлении распоряжений, «руководящий центр» Союза писателей СССР постановил рекомендовать от республиканских писательских организаций:
б) По Украинскому Союзу писателей (сообщение о рекомендуемых кандидатах читал А. Е. Корнейчук. — Д. Ц.) предложить следующих кандидатов:
1) Рыльского М. Т.,
2) Бажан М. П.,
3) Первомайского Л. С.,
4) Малышко А. С.,
5) Сосюру В. Н.,
6) Яновского Ю. И.,
и польскую писательницу
7) Ванду Василевскую.
<…>
в) По Союзу писателей Азербайджана (сообщение о рекомендуемых кандидатах читал М. Гусейн. — Д. Ц.) предложить следующих кандидатов:
1) Мамед Рагим. Написал книгу стихов в период Отечествен[ной] войны.
2) Сулейман Рагимов. Написал роман «Шамо».
492
Этот оборот Сталин употребил в речи, приуроченной к 24‐й годовщине Октябрьской революции и напечатанной в «Правде» (№ 310 (8718)) 8 ноября 1941 года.
493
Цит. по: «Мы предчувствовали полыханье…»: Союз советских писателей СССР. Кн. 1. С. 286.
494
Цит. по: Там же. Решение о восстановлении работы президиума Союза писателей в Москве было принято 4 февраля 1942 года. В него вошли А. Фадеев, В. Ставский, И. Эренбург, А. Новиков-Прибой, Л. Сейфуллина, Ф. Гладков. С. Маршак, Вс. Иванов, а также В. Лидин и Г. Федосеев (см.: Протокол № 3 заседания президиума Союза советских писателей, 4 февраля 1942 г. // РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15. Ед. хр. 573. Л. 3).
495
См.: Протокол № 2 заседания президиума Союза советских писателей, 29 января 1942 г. // РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15. Ед. хр. 573. Л. 1–2 об. Документ опубликован в кн.: «Мы предчувствовали полыханье…»: Союз советских писателей СССР. Кн. 1. С. 300–302.
496
На расширенном заседании президиума Союза писателей Г. Александров, еще раз заострив внимание присутствовавших на бездействии Фадеева, предложил «программу» реанимации работы писательской организации: «…нужно восстановить Союз, восстановить работу президиума. <…> Это значит, что президиум Союза советских писателей должен знать, какие писатели чем сейчас занимаются, и помочь нашим писателям с большей силой использовать свои индивидуальные возможности для работы для фронта и в тылу. <…> Надо восстановить [литературно-художественные] журналы и сделать газету „Литература и искусство“ действительно боевым органом» (цит. по: «Мы предчувствовали полыханье…»: Союз советских писателей СССР. Кн. 1. С. 293).
497
См.: РГАНИ. Ф. 3. Оп. 53а. Ед. хр. 1. Л. 37–38. Подлинник документа хранится в ГА РФ (Ф. Р-5446. Оп. 1. Ед. хр. 197. Л. 87–88).
498
11 января 1942 г. на заседании Политбюро был утвержден проект этого постановления; см.: [Выписка из протокола № 36 заседания Политбюро ЦК от 11 января 1942 г.; пункт 14] «О Сталинских премиях за выдающиеся работы в области науки и изобретений, искусства и литературы за 1941 г.» // РГАНИ. Ф. 3. Оп. 53а. Ед. хр. 1. Л. 35–36.
499
См.: В Совнаркоме СССР: О Сталинских премиях за выдающиеся работы в области науки и изобретений, искусства и литературы за 1941 г., 11 января 1942 г. // Правда. 1942. № 12 (8783). 12 января. С. 1.
501
3 января 1942 года при Московском бюро Союза писателей была образована Военная комиссия, в состав которой вошли: Аршаруни, Баев, Богданов, Вашенцев, Виноградов, Замошкин, Зорин, Карцев, Лидин, Либединский, Михайлова, Новиков-Прибой, Ортенберг, Панов, Павленко (назначен председателем комиссии), Ставский, Сурков, Скурихин и Щипачев (см.: Протокол заседания Московского бюро Союза советских писателей СССР, 3 января 1942 г. // РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15. Ед. хр. 570. Л. 1). И уже на первом заседании этой Военной комиссии Московского бюро, состоявшемся 9 января 1942 года, обсуждался вопрос о «выделении от Военной Комиссии ССП кандидатур на Сталинские премии по литературе за 1941 г.» (см.: Протокол № 1 заседания Военной Комиссии Московского бюро Союза советских писателей СССР о планах работы, 9 января 1942 г. // РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 16. Ед. хр. 94. Л. 1). Уже 4 февраля на очередном заседании Союза писателей эту комиссию в том же составе перевели в ведение президиума писательской организации.