3) Мамед Саид Ордубады. Написал роман «Подпольный Баку».
4) Сабит Рахман. Написал комедию «Счастливец» (sic!).
5) Сулейман Рустам. Написал драму в стихах «Качах нэби».
6) Самед Вургун. Написал драму в стихах «Фархад и Ширин».
<…>
г) По Союзу писателей Армении (сообщение о рекомендуемых кандидатах читал Н. Зарьян. — Д. Ц.) предложить следующих кандидатов:
1) Дереник Демирчян. Написал пьесу «Страна родная».
2) Сирас. Написал роман «Анаит».
3) Арази. Написал роман «Пылающий горизонт» 1-я часть.
4) Наири Зарьян. Написал поэму «Богатыри» и сборник стихов «Месть».
В отношении писателя Аветика Исаакяна считать, что, несмотря на то, что он написал ряд выдающихся произведений, отразил в своих произведениях лучшие чаяния армянского народа — последние его произведения не вполне соответствуют требованиям конкурса на Сталинскую премию.
<…>
д) По Союзу писателей Грузии (сообщение о рекомендуемых кандидатах читал Г. Г. Абашидзе. — Д. Ц.) предложить следующих кандидатов:
1) Алио Андреевич Машашвили — за книжку лирических стихов и поэм, вышедшую из печати в 1941 г. Кроме того, написан ряд стихов в дни [В]еликой [О]течественной войны.
2) Симон Иванович Чиковани — за книжку военных стихов, вышедшую в 1942 г.
3) Илья Онисимович Мосашвили за поэму «Базалети», вышедшую в феврале 1941 г.
<…>
е) По Союзу писателей Белоруссии (сообщение о рекомендуемых кандидатах читал А. А. Фадеев. — Д. Ц.) предложить следующих кандидатов:
1) Якуб Колас (Константин Михайлович Мицкевич).
2) Максим Танк (Скурко Евгений Иванович).
3) Петрусь Бровка (Петр Устинович Бровка)[502].
Значительно больше кандидатов было выдвинуто писательской организацией от РСФСР. Более того, рекомендованные литераторы уже были разделены по номинациям («отделам»):
ж) По Союзу писателей РСФСР (сообщение о рекомендуемых кандидатах читал А. А. Фадеев. — Д. Ц.) предложить следующих кандидатов.
:
1) Илья Эренбург — за публицистические статьи и очерки, посвященные Великой Отечественной войне.
2) Бородин Сергей Петрович (Амир Саргиджан) — за роман «Дмитрий Донской».
3) Ставский Владимир Петрович — за литературную деятельность в период Великой Отечественной войны.
4) Евг. Петров — за очерки в дни войны.
5) Бор. Горбатов — за очерки в дни войны.
:
1) Ник. Тихонов — по совокупности за очерки и поэтическ[ое] творчество (поэма «Киров с нами»).
2) С. Я. Маршак — за стихи в период Великой Отечественной войны.
3) С. Щипачев — за стихи в период Велик[ой] Отеч[ественной] войны[503].
3) Константин Симонов — по совокупности за стихи («Жди меня») и пьесу «Парень из нашего города»[504].
<…>
4) Алексей Сурков — за стихи в период [В]еликой [О]течествен[ной] войны.
5) Евг. Долматовский — за стихи.
:
1) А. Н. Афиногенов — за пьесу «Накануне».
:
1) Мариэтту Шагинян — за книгу о Шевченко[505].
Уже после представления кандидатов Ю. Либединский обратился к присутствовавшим на заседании членам Комитета по Сталинским премиям с просьбой в дальнейшем знакомиться с произведениями национальный авторов в оригинале, сетуя на качество переводов. Его прошение было удовлетворено. Таковым оказался первоначальный список претендентов на премию за 1941 год. 26 февраля 1942 года список кандидатов на Сталинскую премию был дополнен С. П. Щипачевым с формулировкой «за стихи оборонного значения»[506].
1942 год стал самым тяжелым в истории института Сталинской премии[507]: Комитет был буквально разъят на две части, вынужденные постоянно согласовывать между собой решения, принимаемые участвовавшими в заседаниях экспертами, и доносить друг до друга итоги этих коллективных обсуждений. Одна группа комитетчиков была эвакуирована в «запасную столицу» Куйбышев (Довженко, Михоэлс, Толстой, Самосуд, Судаков и другие[508]), а другая была вынуждена обосноваться в Тбилиси (Немирович-Данченко, Веснин, Гаджибеков, Гольденвейзер, Грабарь, Гулакян, Мясковский, Хорава, Чиаурели, Шапорин, позднее к ним присоединился Храпченко)[509]. Сложилась ситуация, когда образованная в эвакуации «литературная колония» (Б. Л. Пастернак) почти полностью была изолирована от центра: писатели и комитетчики потеряли связь с Союзом, до них не доходила даже пресса[510]. Неполнота имеющихся у нас сведений (в материалах фонда Комитета в РГАЛИ сохранилась лишь часть стенограмм и протоколы пленумов из столицы Грузинской ССР, тогда как о результатах заседаний, проходивших в Куйбышеве, мы можем судить только по косвенным источникам и указаниям — по всей видимости, обсуждения «куйбышевской группы» не стенографировались, а информация об их итогах поступала в вышестоящие организации в виде протоколов и списков выдвигаемых кандидатур) значительно осложняет задачу воссоздания обстановки, сложившейся в Комитете в конце 1941 — начале 1942 года, когда рассматривались кандидатуры на получение Сталинской премии по результатам прошлого года.
502
Протокол № 2 заседания президиума Союза советских писателей, 29 января 1942 г. // РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15. Ед. хр. 573. Л. 1–2.
504
Далее протокол фиксирует замечание Эренбурга, касающееся «литературной слабости» пьесы Симонова. Именно поэтому кандидатура Симонова стоит в списке по отделу поэзии.
505
Протокол № 2 заседания президиума Союза советских писателей, 29 января 1942 г. // РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15. Ед. хр. 573. Л. 2–2 об.
506
См.: Протокол № 6 заседания президиума Союза советских писателей, 26 февраля 1942 г. // РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15. Ед. хр. 573. Л. 13.
507
Ухудшилось даже качество бумаги, на которой велись скупые стенограммы пленумов. Вероятно, нехватка ресурсов и общая напряженность сложившейся обстановки могут отчасти объяснять лаконизм оценок.
508
Точный состав второй части Комитета неизвестен. Фамилии участников заседаний в Куйбышеве приводятся по записке Храпченко от 26 марта 1942 года (РГАНИ. Ф. 3. Оп. 53а. Ед. хр. 5. Л. 82).
509
Ведомость учета посещения членами Комитета заседаний см.: РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 6. Л. 102.
510
Красноречивее всего об этой изоляции эвакуированных писателей говорит письмо уполномоченного Союза писателей в Чистополе К. Федина к А. Фадееву от 16 февраля 1942 года. Федин писал: «…семь недель, как существует газета „Литература и искусство“; чистопольская организация Союза до сего дня не получила ни одного номера, а Казань ответила, что у нее „всего один экземпляр газеты“ и поделиться трудно. <…> Центральные газеты поступают иногда на четвертый, пятый день. <…> Завтра мы проводим собрание на тему „Писатели и Отечественная война“, но никто не мог познакомиться с отчетом московского совещания» (цит. по: «Мы предчувствовали полыханье…»: Союз советских писателей СССР. Кн. 1. С. 320).