28 апреля 1942 года, уже после прочтения пьесы Сталиным, секретарь ЦК и начальник ГПУ Красной армии А. С. Щербаков направил ему записку, в которой дал однозначную оценку толстовскому тексту:
Комитетом по Сталинским премиям в области литературы и искусства была выдвинута для присуждения Сталинской премии за 1941 г. пьеса А. Н. Толстого «Иван Грозный».
При разборе пьесы представление ее для присуждения Сталинской премии было отклонено как по формальным признакам (пьеса не напечатана, ни в одном театре не была поставлена, советская общественность ее не знает, критика о ней не высказывалась и т. д.), так и по существу, ибо пьеса извращает исторический облик одного из крупнейших русских государственных деятелей — Ивана IV (1530–1584 гг.).
Однако, в случае с пьесой А. Н. Толстого «Иван Грозный» вряд ли следует ограничиться лишь отклонением ее для представления к Сталинской премии.
Дело в том, что пьеса «Иван Грозный» писалась по специальному заказу Комитета по делам искусств, после указаний ЦК ВКП(б) о необходимости восстановления подлинного исторического образа Ивана IV в русской истории, искаженного дворянской и буржуазной историографией[567].
Главным упущением Толстого Щербаков считал ложное представление о фигуре «крупнейшего, талантливого государственного деятеля, собирателя русского государства». Партфункционер требовал запретить постановку пьесы в советских театрах и ее публикацию в печати. Вскоре в «Литературе и искусстве» вышла упомянутая выше статья самого Храпченко, в которой тот присоединялся к мнению Щербакова. Все это в совокупности с отказом в постановке пьесы сподвигло Толстого на переработку текста осенью 1942 года. Писателю быстро дали понять, что он верно понял «правила игры»: 10 января 1943 года на заседании Политбюро был утвержден проект указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении Толстого орденом Трудового Красного Знамени[568] за подписью Калинина и Горкина. Вторая часть «драматической повести» была написана в начале 1943 года, однако, как отмечает В. Перхин,
попытки провести пьесы на сцену, обращаясь к Щербакову и Храпченко, были безуспешными. Толстой, конечно, понимал, что его истинный противник в борьбе за «духовную высоту» литературы — Сталин. На него и нужно было воздействовать[569].
2 июня 1943 года Толстой напишет Сталину письмо[570], в котором попытался отстоять собственный взгляд на фигуру Грозного. Но ему не удастся убедить адресата, поэтому вплоть до 2 октября он будет занят переработкой «Трудных лет»; текст пьесы[571] будет отправлен Сталину 16 октября. 24 ноября Толстой еще раз напишет вождю с просьбой о помощи[572] (ср.: «благословите начать работу в театрах»). Вскоре «желание» Толстого будет исполнено, Сталин «поможет». 6 марта 1944 года в Малом театре с большим успехом состоится премьера пьесы в постановке И. Судакова, которого вскоре подвергнут жесткой критике и снимут с должности художественного руководителя и главного режиссера (спектакль исключат из репертуара[573]). В начале 1945 года выйдет иллюстрированное издание драматической повести в двух частях. Почти через месяц, 23 февраля, Алексей Толстой скоропостижно скончается. Такой окажется плата за оказанную ему «помощь».
Сталинские премии по литературе за 1942 год: «Эстетический ренессанс», или Тоска по высокой культуре
К концу 1942 года война окончательно трансформировалась в элемент повседневного существования людей, стала одной из схем социального поведения. Иначе говоря, она сделалась бытом «советского человека». Однако теперь этот быт не воспринимался как нечто чужеродное, привнесенное в былую «нормальность». Война стала новой «нормальностью»: она настолько сильно травмировала массовое сознание[574], настолько глубоко проникла в культурный опыт людей, что вызвала необратимые изменения не только на ментальном уровне, но даже на уровне самоидентификации. Именно тогда начался необратимый процесс формирования новой, как ее назвал Л. Д. Гудков, «негативной идентичности»[575]. В начале февраля 1944 года А. Сурков будет говорить: «Война стала воздухом, существованием всех людей в нашей стране. Война стала единственной директивой, единственным мерилом человеческого поведения и в быту, и в работе, и на войне непосредственно»[576]. Необходимость существования в условиях войны становилась серьезным стимулом для реанимации всех сфер жизни, в том числе и культурной[577]. Именно в этот период начинается постепенный распад «литературной колонии», находившейся в эвакуации, большинство писателей стремятся вернуться в Москву, чтобы продолжить там свою работу. С конца июля 1942 года стали формироваться писательские агитбригады в целях «непосредственного участия писателей в агитационно-пропагандистской работе в деревне». На заседании президиума Союза писателей 5 августа был поставлен вопрос о необходимости полного восстановления работы писательской организации и всех подконтрольных ей органов, а комиссия по связи с эвакуированными писателями была ликвидирована. Писателям рассылали письма с призывом создавать тексты на «производственные сюжеты»; письма из Пресс-бюро (в составе А. А. Фадеева, Ф. В. Гладкова, А. М. Лейтеса и О. Л. Леонидова) Союза писателей с просьбой содействия прессе получили А. Ахматова, В. Вересаев, М. Зощенко, Б. Пастернак, О. Форш и другие, чьи «голоса не слышно». К началу июня 1943 года из Чистополя будут официально реэвакуированы около 600 писателей с семьями (на вокзалах организуют встречу и развоз литераторов по месту жительства вместе с их багажом)[578].
568
См.: РГАНИ. Ф. 3. Оп. 53. Ед. хр. 191. Л. 98. Документ опубликован в: Правда. 1943. № 11 (9147). 11 января. С. 1.
570
Подробнее о текстологии толстовского письма Сталину см.: Там же. С. 210–212. См. также черновик письма: Там же. С. 215–218 (подлинник документа см.: РГАСПИ. Ф. 269. Оп. 1. Ед. хр. 4. Л. 1–3).
571
Экземпляр со сталинскими маргиналиями сохранился в личном архиве Сталина; см.:
572
Отсюда понятны пометки Сталина («Не помогу? / Помогу!») на третьей странице издания толстовской пьесы 1942 года; см.:
573
Новый вариант спектакля в постановке П. Садовского, К. Зубова и Б. Никольского на музыку Ю. А. Шапорина был представлен на сцене Государственного академического Малого театра лишь после смерти Толстого, в начале марта 1945 года.
574
Так, серединой июля 1942 года датируется стихотворение К. Симонова «Убей его!», 19 июля напечатанное в «Комсомольской правде». В конце июля Эренбург напишет статью с одноименным названием, которая появится 24 июля в «Красной звезде». Эта формула стала важнейшей основой мышления советских людей, которые были вынуждены убивать. Еще 1 мая 1942 года Сталин сформулировал: «…нельзя победить врага, не научившись ненавидеть его всеми силами души» (Приказ Народного Комиссара Обороны Союза ССР № 191, 1 мая 1942 г. // Правда. 1942. № 120 (8528). 1 мая. С. 1).
576
Цит. по: «Мы предчувствовали полыханье…»: Союз советских писателей СССР. Кн. 2. С. 47.
577
Одним из проявлений постепенной нормализации стало и то, что в июле 1942 года отделение Гослитиздата в Ленинграде напечатало «Войну и мир» Л. Толстого в количестве 100 000 экземпляров. В этой связи примечательна фраза Н. Тихонова, которую он произнесет на пленуме Союза писателей в апреле 1944 года: «…классики наши, — заметит поэт, — на фронте более частые гости, чем современные писатели» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Ед. хр. 278. Л. 40).
578
См.: Объяснительная записка о работе Литературного фонда СССР по годовому отчету за 1943 г., 21 апреля 1944 г. // РГАЛИ. Ф. 1566. Оп. 1. Ед. хр. 118. Л. 5. Документ опубликован в кн.: «Мы предчувствовали полыханье…»: Союз советских писателей СССР. Кн. 1. С. 838–842.