Тем не менее, даже Сталину было видно, что показания главного маршала авиации довольно скудны по части информации о подготовке военного переворота. Поэтому недостающие аргументы он надеялся услышать от участников заседания Высшего военного совета.
«.. Прения открыли члены Политбюро Маленков, Берия и Молотов, — вспоминал позднее Георгий Константинович. — Все они всячески стремились очернить меня и убедить присутствующих в том, что я являюсь опасным заговорщиком. Однако для доказательства этого не привели каких-либо фактов, повторив лишь то, что содержалось в показаниях Новикова.
После речей членов Политбюро выступили Маршалы Советского Союза И.С. Конев, А.М. Василевский и К.К. Рокоссовский. Они говорили о некоторых недостатках и допущенных мною ошибках в работе. В то же время в их словах прозвучало убеждение в том, что я не могу быть заговорщиком. Наибольшее впечатление на Сталина, по моему мнению, произвело выступление маршала бронетанковых войск П.С. Рыбалко, который прямо заявил, что давно пора перестать доверять «показаниям, вытянутым насилием в тюрьмах». Свою страстную речь он закончил так:
— Товарищ Сталин! Товарищи члены Политбюро! Я не верю, что маршал Жуков — заговорщик. У него есть недостатки, как у всякого другого человека, но он патриот нашей Родины, и он убедительно доказал это в сражениях Великой Отечественной войны»[228].
Сталин, похоже, заколебался в своем намерении арестовать маршала. Когда же и сам Жуков, глядя ему прямо в глаза, твердо отверг какую-либо причастность к заговорщической деятельности, ситуация переломилась. Вождь пока ограничился высылкой маршала из Москвы, направив его командующим Одесским военным округом.
Следует, наверное, оговориться, что это была не первая попытка расправиться с Жуковым. Еще до войны, когда в 1937–1938 гг. он командовал 6-м кавалерийским корпусом, начальник политотдела входившей в состав корпуса 4-й кавдивизии, некий Тихомиров, инициировал разбирательство партийного «дела» будущего маршала.
Жуков не стал покорно выслушивать возводимую на него в ходе партсобрания напраслину, а перешел в контратаку. Это произвело должное впечатление на участников собрания, не решившихся на объявление командиру корпуса взыскания, чего так добивались клеветники. «Ну а если бы парторганизация послушала Тихомирова и иже с ним, что тогда могло получиться? Ясно, — резюмировал Жуков, — моя судьба была бы решена в застенках НКВД, как и многих других наших честных людей».
Больше того, он дал телеграмму Сталину и Ворошилову о том, что его несправедливо привлекают к партийной ответственности. Как знать, не она ли уберегла Георгия Константиновича от ареста? А вот его откомандированию летом 1938 г. на Халхин-Гол уж точно помогла.
Когда на совещании у Сталина решали, кто из командиров смог бы переломить неудачный до того ход боев с японцами, по предложению командующего войсками Белорусского военного округа С.К. Тимошенко всплыла фамилия Жукова. Сталину она была знакома, но вот в какой связи — он не помнил. К.Е. Ворошилов подсказал:
— Это тот самый Жуков, который в 37-м прислал вам и мне телеграмму о том, что его несправедливо привлекают к партийной ответственности.
— Ну, и чем дело кончилось?
— Ничем, — ответил нарком. — Выяснилось, что для привлечения к партийной ответственности оснований не было.
Это, несомненно, подавало кандидатуру Жукова в выгодном свете. Когда же его выдвижение на должность командующего корпусом, действовавшего в Монголии, поддержал секретарь ЦК компартии Белоруссии П.К. Пономаренко, все сомнения у Сталина отпали.
Как известно, на Халхин-Голе Красная армия одержала впечатляющую победу, надолго охладившую воинственный пыл японцев. «Я поехал туда с радостью, — рассказывал полководец, беседуя с писателем К.М. Симоновым. — А после завершения операции испытал большое удовлетворение. Не только потому, что была удачно проведена операция, которую я до сих пор люблю, но и потому, что я своими действиями там как бы оправдался, как бы отбросил от себя все те наветы и обвинения, которые скапливались против меня в предыдущие годы… То, в чем меня раньше пытались обвинить, стало наглядной неправдой».
В письме Н.С. Хрущеву и А.И. Микояну 27 февраля 1964 г. Жуков назвал имена тех, кто фабриковал на него «дело»: «В 1937— 38 годах меня пытались ошельмовать и приклеить ярлык врага народа. И, как мне было известно, особенно в этом отношении старались бывший член Военного совета Белорусского военного округа Ф.И. Голиков (ныне маршал) и начальник ПУРККА Мехлис, проводивший чистку командно-политического состава Белорусского ВО»[229].