Справедливости ради надо сказать, что несколько человек из числа участников собрания все же попытались осторожно высказать сомнения, нормально ли обсуждать действия Жукова в его отсутствие? Однако Хрущев одернул их, заявив, что «семеро одного не ждут», вопрос назрел, и в интересах партии его надо решать безотлагательно.
Едва ли это могло убедить присутствующих. Кому было непонятно, что состояние партийно-политической работы явно не относится к разряду тех вопросов, обсуждение которых нельзя отложить на несколько дней. Однако утвердившееся в партии единомыслие заставляло сомневающихся молчать, в лучшем случае задаваться этими вопросами кулуарно.
Через три дня антижуковская кампания вступила в решающую стадию: 26 октября вопрос о состоянии партийно-политической работы в армии и на флоте был вновь вынесен на заседание Президиума ЦК, и на сей раз уже в присутствии Жукова, прибывшего в Кремль, по существу, прямо с аэродрома. Хрущевское окружение было спокойно: партийные активы показали, что союзников у министра обороны в верхних эшелонах политиков и военных гарантированно нет и не будет.
Министр обороны, как мог, пытался опровергнуть предъявленные ему обвинения. Судя даже по скудной протокольной записи, он резко возражал против «дикого», по его словам, вывода, будто он стремился отгородить Вооруженные Силы от партии, и отказался признать, что принижал значение партийно-политической работы. Вместе с тем он высказал готовность признать критику и исправить ошибки, попросив в заключение назначить компетентную комиссию для расследования обвинений в свой адрес.
Но, как видно, исход дела был предрешен заранее. Члены партийного ареопага боялись Жукова, боялись его славы, авторитета, характера, он нужен был им не исправляющий ошибки, а низвергнутый. Они все (особенно усердствовали Н.А. Булганин, М.А. Суслов, Л.И. Брежнев, Н.Г. Игнатов) выступили в поддержку уже не раз звучавших обвинений. Итог подвел Хрущев: по его предложению Георгий Константинович был снят с поста министра обороны.
Ему, однако, предстояло еще раз пройти тягостную процедуру шельмования на намеченном на 28 октября пленуме ЦК с повесткой дня «Об улучшении партийно-политической работы в Советской Армии и Флоте». Оставаясь пока членом ЦК КПСС, он, даже если бы и хотел, не мог уклониться от нее.
Впрочем, уклоняться от испытаний было не в привычках Жукова. Другое дело, что одновременно с полномочиями министра обороны он лишился доступа к служебной документации, которая позволила бы аргументированно отвечать на выдвинутые обвинения. Ему оставался всего один день, чтобы подготовиться к отпору могущественному аппарату ЦК КПСС, который, ведомый Президиумом ЦК, наращивал антижуковскую кампанию уже как минимум месяц.
Система навалилась на Жукова всей мощью. Помимо 262 членов ЦК, кандидатов в члены ЦК и членов Центральной ревизионной комиссии, а также нескольких десятков секретарей обкомов партии, заведующих отделами и ответственных работников аппарата ЦК КПСС, к работе октябрьского пленума были привлечены 60 высших военачальников — члены коллегии Министерства обороны, командующие войсками округов и флотами, члены военных советов — начальники политуправлений. Характерно, что, вопреки уставным требованиям, они — не входившие в состав ЦК, участвовали по предложению Хрущева в голосовании вопроса о выведении Жукова из Президиума ЦК и из состава Центрального комитета. («Это хорошая демонстрация силы, единства нашей партии», — удовлетворенно откликнулся первый секретарь после единогласного «одобрямса».)
Знаменательно и то, что с докладом на пленуме выступал секретарь ЦК М. А. Суслов, которому такая миссия отводилась практически всегда, когда пленум ЦК рассматривал «персональные» вопросы. В докладе были выдвинуты очень серьезные по тем временам обвинения в извращениях партийно-политической работы, «огульном избиении» командных и политических кадров, бонапартистских замашках, личной нескромности. Партийных бонз особенно испугал факт организации без ведома ЦК школы спецназа в две с лишним тысячи слушателей. «Товарищ Жуков даже не счел нужным информировать ЦК об этой школе, — говорил Суслов. — О ее организации должны были знать только три человека: Жуков, Штеменко (тогда — начальник ГРУ. — Ю.Р.) и генерал Мамсуров, который был назначен начальником этой школы. Но генерал Мамсуров, как коммунист, счел своим долгом информировать ЦК об этом незаконном действии министра»[240]. Как своего рода ударный «кулак» в личном распоряжении министра обороны, могущий быть использованным во вполне конкретных заговорщических целях («Диверсанты. Черт его знает, что за диверсанты, какие диверсии будут делать»), расценил новую воинскую часть в своем выступлении и Хрущев.