Пастельные тона были бы, однако, неуместны при изображении его деятельности. Маршал не мог не понимать, что его пребывание в Польше не только было объективно полезно исторической родине, укрепляя боеготовность ее вооруженных сил, но и должно было сыграть свою роль в формировании из страны важного элемента просоветского «восточного блока». Он был убежденным строителем новой армии, необходимой для отражения внешней агрессии, и в то же время, как дисциплинированный солдат (хотя и с маршальскими погонами), вынужден был мириться с активной деятельностью в ПНР советских спецслужб.
В отличие от других стран Восточной Европы, в Польше армейская контрразведка (Главное управление информации — ГУИ) находилась в структуре Войска Польского и подчинялась министру национальной обороны. Но фактически она вышла из-под его контроля и, несомненно, по указанию Лубянки действовала независимо. Как писал К.К. Рокоссовский министру обороны СССР Н.А. Булганину в январе 1954 г., начальник военной контрразведки полковник МГБ СССР Д.П. Вознесенский «перестал… советоваться и докладывать по важнейшим вопросам», а «выходил» напрямую в политбюро ЦК ПОРП[274].
Конфликт между министром и начальником военной контрразведки возник еще за год до этого, в связи с чем Константин Константинович поставил на одном из заседаний политбюро ЦК ПОРП вопрос о переподчинении контрразведки Министерству общественной безопасности, хотя было бы более логичным с его стороны потребовать от Вознесенского соблюдения субординации и строгой подотчетности. По всей видимости, Рокоссовский хотел использовать сложившуюся ситуацию, чтобы избавиться от обязанности руководить службой, задачи и методы работы которой ему были не по душе.
Тогда внешне личный конфликт Рокоссовского и Вознесенского разрешился сохранением статус-кво, и лишь в 1955 г. ГУН было все-таки изъято из вооруженных сил и передано в структуру Министерства национальной безопасности.
Маршал мог бы многое рассказать о тех семи годах, что он провел в Польше. Но идеологические препоны, требовавшие хранить все в тайне, рухнули значительно позже его кончины. Лишь благодаря доктору исторических наук Ф.Д. Свердлову сохранились очень лаконичные воспоминания маршала.
«Мне предстояло произвести реорганизацию Войска Польского, укрепить его боеспособность, очистить от чуждых элементов, — рассказывал Константин Константинович. — Нельзя сказать, что весь офицерский корпус Вооруженных Сил Польши тепло принял меня. Часто во время приездов в дивизии из глубины построенных на плацах для встречи войск слышались одиночные, а иногда и групповые выкрики: «Уезжайте в Россию!», «Долой красного маршала!»
Константин Константинович подтвердил и слухи о случаях покушения на его жизнь: «В января 1950 г. при посещении артиллерийских частей в Люблине в меня стреляли из пистолета. Выстрел был произведен с большого расстояния, и пуля пролетела мимо. Стрелявшего не нашли. Через три месяца в Познани по моей машине дали автоматную очередь. Оказался раненым сопровождавший офицер, было разбито вдребезги заднее стекло, но я не пострадал. И на этот раз стрелявших не нашли.
Выступали против меня в основном бывшие участники Армии Крайовой и формирований «Национальных Вооруженных Сил». Поэтому работать в Польше было трудно»[275].
Трудно… Зная, насколько стоек всегда был маршал под ударами судьбы, по-особому воспринимаешь эти скупые признания.
В Архиве Президента РФ выявлены материалы, свидетельствующие о том, что с годами положение Рокоссовского мало менялось к лучшему. В октябре 1953 г. он жаловался советнику посольства СССР Д.И. Заикину, что ему, как «человеку Москвы», по-прежнему чинят большие препятствия в работе, и связывал это с влиянием Бермана, Минца и Замбровского на президента Берута. Результатом этой жалобы стала рекомендация, которую на встрече с Б. Берутом в Москве 28 декабря 1953 г. дали Н.С. Хрущев, Г.М. Маленков, В.М. Молотов и Н.А. Булганин. По мнению советских руководителей, следовало произвести перестановки в польском политбюро, чтобы устранить негативное влияние указанной выше «тройки», а также «привлечь Рокоссовского к более активной работе в политбюро и ввести его в новый состав политбюро». Рекомендации советской стороны были приняты, но серьезные взаимные претензии, которыми характеризовались отношения Рокоссовского с некоторыми членами политического руководства, в том числе с Берутом, этим не разрешились.
274