Правда, когда Николай Александрович от политической риторики перешел к вопросам практическим, в его речи появилось и разумное начало. Он внес предложения установить не бумажный, а реальный контроль над органами МВД, изменить стиль их деятельности («права все те же, методы работы все те же, а мы прожили уже 35 лет» со времен ВЧК), а также «развоенизировать» МВД, то есть превратить ее в гражданское министерство.
С устранением Берии в верхах на какое-то время установился баланс власти. Окончательно расклад сил определился после сентября 1953 г., когда на вновь введенный пост первого секретаря ЦК партии был избран Хрущев, быстро оттеснивший на второй план главу правительства Маленкова.
Участники тех давних событий вспоминали о роли, которую в утверждении Хрущева во главе партии сыграл Булганин, роль, скажем прямо, провокационную. Введение поста первого секретаря заранее не предусматривалось. Перед самым началом пленума к Маленкову подошел Булганин и «настойчиво предложил» вынести на пленум вопрос об избрании Хрущева на высший партийный пост. При этом пригрозил: «Иначе я сам внесу это предложение».
В перерыве заседания пленума члены Президиума ЦК собрались в комнате отдыха, и Маленков, полагавший, что Булганин перед началом говорил с ним не только от своего имени, поднял злополучный вопрос об избрании Хрущева. Все поначалу опешили, Булганин же первым с энтузиазмом призвал: «Давайте решать!» (Можно предположить, что вся эта затея была замышлена одними лишь Хрущевым и Булганиным.) Поразмыслив, присутствующие сдержанно согласились, тем более что иной кандидатуры на пост руководителя КПСС в тот момент не видели[35]. От себя добавим: члены Президиума, убаюканные, вероятно, длительной политической традицией, в соответствии с которой первым лицом в стране считался глава правительства, а не КПСС, даже не подозревали, что на самом деле в лице Хрущева они избрали единоличного лидера не только партии, но и государства.
Что касается Булганина, то он, начиная с марта 1953 г., в первую очередь исправлял должность первого заместителя председателя Совета министров СССР. Военным же ведомством фактически руководил не он, а Г.К. Жуков, бывший его первым заместителем.
А в 1955 г. для Николая Александровича и вовсе наступил звездный час: Н.С. Хрущев, низвергнув Г.М. Маленкова с поста главы правительства, провел назначение на этот пост своего давнего, с 1930-х гг. соратника. То была, очевидно, ответная плата Булганину за сентябрь 1953 г., тем более что, как вспоминал Л.М. Каганович, многие члены политического руководства считали кандидатуру В.М. Молотова более достойной поста премьера.
Впрочем, как не без проницательности замечал Каганович, Хрущев, выдвигая Булганина, очевидно, строил расчет на недолговечности пребывания того в должности. Что, к слову, и случилось. Добившись отставки Николая Александровича в 1958 г., Хрущев занял пост главы правительства сам.
Но это случилось лишь через несколько леї. Пока же новый председатель Совета министров СССР переживал некоторую эйфорию. Новый пост, новые возможности… И награды: к собственному 60-летию Булганин удостоился звания Героя Социалистического Труда.
Страна переживала либерализацию режима, так называемую оттепель, усилившуюся после XX съезда КПСС. Внутри страны инспирируемый сверху курс на преодоление культа личности Сталина смыкался с идущей снизу стихийной десталинизацией. Новые отношения выстраивались и с зарубежными государствами.
На посту главы правительства Николаю Александровичу пришлось осваивать функции дипломата. При Сталине визиты советских руководителей носили редкий характер и ограничивались в основном странами народной демократии. Пришедший к руководству партией и страной Хрущев стал утверждать новые нормы взаимоотношений, в первую очередь с западными странами. В отличие от Сталина новые руководители уже не рассматривали нагнетание международной напряженности как приемлемое и даже необходимое условие для поддержания советского строя «на плаву».
Первый визит советской партийно-правительственной делегации был совершен в 1955 г. в Югославию. Хотя она и не была западным государством, но ее руководители, начиная с 1948 г., квалифицировались советской пропагандой как «англо-американские наймиты», «шпионы» и «ревизионисты».