Егоров — выходец из офицерской семьи, в прошлом полковник, — он пришел к нам из другого лагеря и относительно к перечисленным товарищам (перед этим оратор положительно, как о выходцах из народа, отозвался также о Буденном и Блюхере. — Ю.Р.) меньше имел право к тому, чтобы ему было присвоено звание маршала, тем не менее, за его заслуги в Гражданской войне мы это звание присвоили, чего же ему обижаться, чем он не популярен, чем его не выдвигает страна. Это неправильно. Откуда у нас вообще появились такие настроения. Это настроения не наши, буржуазные настроения»[2].
Советское государство было государством насквозь политизированным. В условиях безраздельного господства одной, большевистской, партии и одной идеологии политика пронизывала ткань всей жизни, включая военное дело. Принадлежать к военной элите мог лишь тот, кто принадлежал к элите политической. Взять первых маршалов. Ворошилов еще с 1926 г. входил в состав Политбюро ЦК ВКП(б), все остальные — с 1934 г. кандидаты в члены ЦК, кроме того, Буденный — был членом ЦИК СССР, а позднее — Президиума Верховного Совета СССР, Тухачевский — членом ЦИК СССР всех созывов, Блюхер — членом ЦИК и членом Президиума Верховного Совета СССР.
Не было исключений из этого правила и позднее. Причем политическую лояльность Сталин рассматривал как фактор более важный, нежели профессионализм. Именно в силу этого маршальские погоны не получили, например, И.П. Уборевич, И.Э. Якир, но зато их надели Л.П. Берия и Н.А. Булганин. По той же причине самый выдающийся полководец Второй мировой войны, но своенравный Г.К. Жуков неизменно пребывал в военной иерархии ниже некомпетентного в военном деле Булганина.
В Советском Союзе маршалы были вовлечены в политику всегда. То напрямую, занимая места в высших органах государственной и партийной власти, то — получая от высших руководителей соответствующие поручения. К политике высшие военные были прикованы, как каторжник к ядру. В иных странах такое и представить трудно. Даже в гитлеровской Германии крупные военачальники могли, как правило, без негативных последствий для себя оставить по личному желанию занимаемый пост. В сталинском же государстве о добровольной отставке и помыслить было невозможно. Попытка такой отставки квалифицировалась бы в первую очередь как злонамеренный отказ от выполнения поручения партии, как пренебрежение ее доверием. А это ни при каких обстоятельствах не прощалось.
Политика — дело грязное, сталинская политика, как оказалось, — особенно. Многочисленны факты того, как советские маршалы вовлекались властью в дела, о которых в старой армии по соображениям офицерской чести и помыслить было невозможно.
Характерна реакция И.В. Сталина на действия начальника Генерального штаба Б.М. Шапошникова, выпускника еще Императорской Николаевской академии, когда он объявил двум начальникам штабов фронтов за предоставление недостоверной информации выговор. Узнавший об этом вождь возмутился: выговор? Да это как слону дробина, таких выговоров у провинившихся — наверняка воз и маленькая тележка. И был весьма удивлен (а это с диктатором случалось не часто) пояснением Шапошникова, что получивший от начальника Генштаба выговор должен сразу подать в отставку.
О таком понимании офицерской чести, о взыскательном, но, безусловно, уважительном отношении к человеку в погонах вспоминали, увы, изредка и разве что по прихоти вождя. Торжествовал иной принцип, сформулированный еще Лениным: «Морально все то, что служит делу пролетариата». А под него ленинские наследники подгоняли любые меры, позволявшие гарантированно удержать власть.
Сталин и его присные, сами придя к власти вооруженным путем, страшно боялись, что их оппоненты воспользуются этим опытом. Им постоянно мнились заговоры и перевороты, которые могли исходить из среды высших военных. Поэтому они целенаправленно раскалывали военную элиту, держали ее в страхе, культивировали аморализм, слепое преклонение перед лидером страны. Никакой самый высокий пост, никакое высшее воинское звание не гарантировали от политического шельмования, а нередко и бессудной расправы. Вспомним хотя бы, с каким презрением высказался вождь на упомянутом выше совещании высшего командного состава РККА в январе 1938 г. о Тухачевском, которого «мы расстреляли, несмотря на его маршальское звание». Сказал как о вещи обыденной, будто расстрелять маршала — не сложнее, чем стакан воды выпить.
2
Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 558. Оп. 11. Д. 1120. Л. 103–104.