Но чем мог по-настоящему ответить военачальник, придерживающийся архаичных взглядов на военное искусство? Ворошилов ответил действиями, которые в постановлении Политбюро ЦК от 1 апреля 1942 г. (с него началось наше повествование) были обоснованно расценены как серьезные ошибки: издал подрывавший дисциплину приказ о выборности батальонных командиров в частях народного ополчения, увлекся созданием рабочих батальонов, оснащенных холодным оружием, но упустил организацию артиллерийской обороны Ленинграда и т. п.
А еще ответил личным порывом, выглядевшим, правда, как проявление крайнего отчаяния. 10 сентября в районе Красного Села Климент Ефремович лично, под сильным огнем противника повел подразделение морских пехотинцев в атаку. Вид седого маршала, выкрикивавшего: «За мной, ребята! Вперед!», размахивавшего пистолетом, был способен вызвать уважение к храбрости этого человека. Но и вопрос: а что еще он может, причем такое, что требуется не от лейтенанта, командира взвода, а именно от маршала, командующего фронтом?
Обстановка под Ленинградом меж тем с каждым часом обострялась. 8 сентября гитлеровцам удалось прорваться к Ладожскому озеру и захватить Шлиссельбург. Связь с Большой землей по суше прервалась, город был блокирован. Положение стало крайне опасным.
9 сентября Верховный Главнокомандующий направил Ворошилову и Жданову телеграмму следующего содержания: «Вы сообщаете нам только лишь о потере нами той или иной местности, но обычно ни слова не сообщаете о том, какие же вами приняты меры для того, чтобы перестать терять наконец города и станции… Может быть, вы уже предрешили сдать Ленинград?»[73]
В тот же день Сталин вызвал генерала армии Жукова. Еще до прибытия Георгия Константиновича на проходившем в кабинете вождя совещании было высказано глубокое сомнение, что положение под Ленинградом удастся выправить, и уж, во всяком случае, не Ворошилову. Выслушав доклад генерала и, очевидно, поверив, что еще не все потеряно, Верховный приказал Жукову лететь в Ленинград и принять под свое командование фронт.
10 сентября Жуков прибыл в штаб фронта в Смольный. «На Военном совете фронта рассматривался вопрос о мерах, которые следовало провести в случае невозможности удержать город, — вспоминал маршал. — Высказывались коротко и сухо. Эти меры предусматривали уничтожение важнейших военных и индустриальных объектов и т. д. Сейчас, более тридцати лет спустя, эти планы кажутся невероятными. А тогда? Тогда положение было критическим»[74].
Жукову не понравились ноты обреченности в словах членов военного совета. Не все возможности обороны были исчерпаны, а руководители фронта и города уже настраивались все взрывать, разрушать, в конце концов, погибать. Очень уж это по настроению напоминало атаку во главе с первым советским маршалом под Красным Селом.
Георгий Константинович вручил Ворошилову записку, исполненную рукой Сталина: «Передайте командование фронтом Жукову, а сами немедленно вылетайте в Москву». Маршал воспринял новость с нелегким сердцем. «Отзывает меня Верховный… — сообщил он членам военного совета. Помолчав, добавил: — Так мне, старому, и надо…»
Некогда с помощью НКВД Ворошилов продлил свое пребывание на военном Олимпе, устранив более молодых и более талантливых. Но и репрессии были не в состоянии отменить приговора времени: теперь оно окончательно уценило самого Климента Ефремовича. Его крайне неудачные действия в феврале — марте 1942 г. в качестве представителя Ставки на Волховском фронте окончательно убедили в этом всех и каждого. В последующем, если его изредка использовали в качестве представителя Ставки, то только вместе с другими, более даровитыми военачальниками: Г.К. Жуковым (в декабре 1942 — январе 1943 г. при прорыве блокады Ленинграда), С.М. Штеменко (в декабре 1943 — январе 1944 г. при разработке плана операции по освобождению Крыма), А.М. Василевским (в апреле 1944 г. при координации действий сухопутных войск и сил флота при освобождении Крыма).
В последнем составе Ставки ВГК, утвержденном ГКО 17 февраля 1945 г., места Ворошилову не нашлось. Что, правда, не помешало ему, как уже говорилось выше, получить за победу немалые и незаслуженные почести.
После мая 1945 г. к военным делам маршал, по существу, отношения не имел. В правительстве ему поручили курировать сферу культуры. Благообразный, моложавый, с седыми усами и серебряными висками, он умел произвести благоприятное впечатление. «Милый Ворошилов, — вспоминал писатель Корней Чуковский об их встрече в Кремле в конце 1950-х гг., — я представлял его себе совсем не таким. Оказалось, что он светский человек, очень находчивый, остроумный, и по-своему блестящий»[75].
73
См.: Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы. М., 2001. С. 664.
74