К этому времени все эти коллегиальные органы давно уже утратили право голоса и состояли в основном из отобранных лично вождем его преданных сторонников. Буденный не был здесь исключением. Именно это обстоятельство подчеркнул бывший секретарь Сталина Борис Бажанов в неподцензурной книге, изданной на Западе, куда он бежал в конце 1920-х гг. Хорошо зная политическую кухню большевиков, Бажанов не без ехидства писал: «Если бы Сталин обладал чувством юмора, он бы заодно, по примеру Калигулы, мог бы ввести в Центральный комитет и буденновского коня. Но Сталин чувством юмора не обладал»[113].
Буденный рос и по военной линии. В 1934 г. он стал членом Военного совета при Наркомате обороны, а в 1935 г. был удостоен высшего воинского звания Маршал Советского Союза. В июле 1937 г. Буденный стал командующим войсками Московского военного округа. Назначение, осуществленное сразу после суда над группой Тухачевского, было более чем знаковым: в столичном округе Сталину требовался абсолютно преданный ему руководитель.
Тем более что Семен Михайлович выдержал испытание на верность вождю, будучи включен в число судей на процессе Тухачевского и других военачальников. Свою миссию маршал выполнял, может, и без особого вдохновения, но инициативно. Достоянием гласности стала его докладная записка Сталину от 26 июня 1937 г., в которой автор, не ограничиваясь освещением хода судебного процесса, излагал «хозяину» личные впечатления, бывшие, разумеется, не в пользу подсудимых. «Тухачевский, — в частности, докладывал Буденный, — с самого начала процесса суда при чтении обвинительного заключения и при показании всех других подсудимых качал головой, подчеркивая тем самым, что, дескать, и суд, и следствие, и все, что записано в обвинительном заключении, — все это не совсем правда, не соответствует действительности. Иными словами, становился в позу непонятого и незаслуженно обиженного человека, хотя внешне производил впечатление человека очень растерянного и испуганного. Видимо, он не ожидал столь быстрого разоблачения организации, изъятия ее и такого быстрого следствия и суда…
Тухачевский в своем выступлении вначале пытался опровергнуть свои показания, которые он давал на предварительном следствии… пытался популяризировать перед присутствующей аудиторией на суде как бы свои деловые соображения в том отношении, что он все предвидел, пытался доказать правительству, что создавшееся положение (имелась в виду недостаточная численность Красной армии по сравнению с германской и польской армиями. — Ю.Р.) влечет страну к поражению и что его якобы никто не слушал. Но тов. Ульрих, по совету некоторых членов Специального присутствия (обошлось ли здесь без самого Буденного? — Ю.Р.), оборвал Тухачевского…»
В уничижительном духе характеризуя последнее слово подсудимых Якира, Уборевича, Путны, Фельдмана и других, маршал-судья резюмировал: «1…Для того, чтобы скрыть свою шпионскую и контрреволюционную деятельность до 1934 года, подсудимые, разоблаченные в этом Корком, пытались выставить Корка как вруна и путаника. 2. Участие Гамарника (начальник Политуправления РККА, застрелился перед арестом. — Ю.Р.) в заговоре все подсудимые безусловно пытались скрыть… 3…Подсудимые, хотя и заявили о том, что они пораженческого плана германскому Генштабу не успели передать, я же считаю, что план поражения красных армий, может быть не столь подробный, все же германской разведке был передан»[114].
Чужая душа — потемки. Что заставляло Буденного пинать уже расстрелянных? Давняя неприязнь к «шибко умным» Тухачевскому, Уборевичу и их товарищам, с которыми у первоконников было острое противостояние? Желание уверить вождя, что в его преданности можно не сомневаться? Стремление опровергнуть показания против него самого, а в их наличии маршал вряд ли сомневался, учитывая масштабы арестов?
Такие показания, как мы знаем из приведенной в самом начале очерка справке капитана госбезопасности Клыкова, действительно существовали. Как минимум, в начале 1938 г. о них из уст Сталина узнал и сам Семен Михайлович. 22 января на совещании высших командиров Красной армии генеральный секретарь ЦК заявил о существовании в РККА ряда группировок. Он прямо дал понять, кого имеет в виду. «Тут многие товарищи говорили уже о недовольстве Дыбенко, Егорова и Буденного… Мы не против того, чтобы товарищи были недовольны теми или иными фактами, — заявил он. — Не в этом дело. Важно, чтобы они пришли и вовремя сказали Центральному Комитету, что тем-то и тем-то мы недовольны… Недовольны тем, что якобы их мало выдвигают. Это неправильно. Нас можно упрекнуть в том, что мы слишком рано или слишком много выдвигаем и популяризируем таких людей, как Буденный, Егоров и др. Нас нельзя упрекнуть в том, что мы затираем талантливых людей».