Но уже в наборе высоты услышал слова Степана Микояна, который взлетел только что передо мной: «У тебя за хвостом какой-то белый шлейф!»
Я понял, что это. Керосиномер показывал, что у меня оставалось уже меньше полбака топлива. Этот шлейф — вытекающий керосин. Надо срочно садиться! Доложив о сложившейся ситуации командиру полка, который руководил полетами, я просил разрешения на посадку с выключенным двигателем на грунтовую полосу. Шульженко ответил: «Да-да, поскорее и повнимательнее». При выполнении третьего разворота я обнаружил, что у меня в кабине на пол натекла целая лужа керосина, ноги от него стали мокрые… Выполнив четвертый разворот, продолжаю планирование на грунтовую полосу.
Перед выравниванием вижу, что из-под центроплана в обе стороны вырываются языки пламени! Сажаю самолет на два колеса — левое основное и переднее, держу в этом положении сколько можно было, потом самолет стал заваливаться на ту стойку, где колесо отсутствовало. В кабине вспыхивает керосин! Понимая, что все уже горит, на ходу выпрыгиваю из самолета, несколько раз переворачиваюсь по земле. Кажется, все нормально, жив, обгорели только брови. Но самое неприятное оказалось еще впереди.
Техсостав с огнетушителями бросился к горящему «яку» и стал гасить огонь. Неожиданно раздались выстрелы, это начал рваться боекомплект. Подъехавший командир полка приказал: «Ложись!» И пока не прекратилась эта пальба, все лежали. Но как только выстрелы прекратились, механик, молодой парнишка, схватил свой огнетушитель и побежал к самолету. Хотя гасить-то было уже нечего, было ясно, что «як» сгорел. В это время опять раздались выстрелы, и механик упал. По дороге в госпиталь он скончался…
Приехав домой, я решил, переодевшись, немедленно ехать в академию и доложить обо всем случившимся. Но меня уже упредил дежурный по академии, который позвонил домой и сообщил, что меня срочно вызывает начальник. Соколова-Соколенка не было на месте. Я оказался у его заместителя генерала В.И. Иванова. Никогда я не видел, чтобы офицер, тем более генерал, стучал ногами об пол, выкрикивая соответствующие тирады. Почему я без разрешения оказался на аэродроме, почему летал и прочее?! Заместитель начальника академии был не в курсе дела, разрешение у нас, конечно, имелось. Но генерал сказал мне, что я уже не слушатель академии, что все со мной кончено.
Была назначена комиссия, которая рассматривала это происшествие. Итог: действия летчика в сложившейся обстановке были правильными. И я остался слушателем академии. А с Василием Ивановичем Ивановым у нас установились хорошие, доверительные отношения.
Мы продолжали наши полеты. Уже на последних курсах переучились на поступившие на вооружение в полк в Кубинке первые истребители МиГ-15. Особенно впечатлял резко увеличившийся размах фигур при выполнении пилотажа зоне. В один из летных дней мы наблюдали, как готовившаяся к воздушному показу пятерка МиГ-15 выполняла в плотном строю переворот, и два самолета практически легли один на другой, после чего оказались в штопоре… Но оба летчика, проявив выдержку и высокую подготовку, уже на малой высоте удачно катапультировались. Система спасения летчика сработала безотказно.
Вскоре последовала успешная защита наших дипломных проектов, над которыми мы много и настойчиво работали. Тема моего проекта — фронтовой истребитель с особым вооружением. В этой работе была попытка реализовать на практике мысли, которые появлялись у меня в годы войны, в ходе тяжелых боев с истребителями противника. Это была мысль об усилении вооружения ракетами при одновременном сохранении подвижного стрелково-пушечного оружия.
…Итак, позади пять лет и восемь месяцев учебы, которая так много дала для всей последующей работы и жизни.
Вспоминая об учебе в Академии имени Н.Е. Жуковского, надо еще раз сказать о наших замечательных преподавателях, о тех, кто непосредственно учил нас, учил интересно и поучительно. С годами я понял, что излагать свои мысли просто, доходчиво раскрывать сущность новых сложных вопросов, казавшихся порой такими непонятными, способен лишь тот, кто глубоко, «нутром своим», познал предмет, видит подтверждение своих слов в жизни и продолжает творчески работать над этим вопросом, проблемой. Многие из наших преподавателей-ученых уже десятки лет работали по своей специальности. Это и известный двигателист Борис Сергеевич Стечкин, и генерал, начальник кафедры аэродинамики Борис Тимофеевич Горощенко, и известный математик, член-корреспондент Академии наук СССР, генерал-майор инженерно-авиационной службы Владимир Васильевич Голубев, известный конструктор Виктор Федорович Болховитинов, создавший первый советский ракетный истребитель БИ-1, и читавший термодинамику генерал, заслуженный деятель науки и техники РСФСР Андрей Станиславович Ястржембский (его внук работал помощником Президента РФ), чей стиль чтения лекций невозможно забыть. Говорил он очень кратко, но так, что каждое слово надо было записывать. Лишние слова просто отсутствовали. За несколько минут до конца лекции, прочитанной генералом без всяких конспектов, широкая во всю стену доска в аудитории была разлинована на пять частей и испещрена формулами. Не глядя на часы, за две-три минуты до конца занятий, Ястржембский спрашивал: «Какие есть вопросы?»