Противник подверг нас «психической атаке». Он стремительно ринулся в упор, пытаясь расстроить нас и бить по частям. Истребители его с огромной скоростью мчались в лобовую атаку; казалось, вот-вот самолеты столкнутся в воздухе. Но, не меняя курса, не нарушая строя, мы попрежнему шли вперед. Только вперед… И не выдержав, на расстоянии 40–50 метров от наших ведущих, противник внезапно менял курс. «Психическая атака» не помогала. Мы еще теснее примкнули к ведущему, еще крепче держали строй своих бомбардировщиков, помня, что именно в крепком строю наша сила.
После первой лобовой атаки противник снова ринулся на нас, но уже с разных направлений; истребители неслись на нас спереди и с боков, атакуя каждый бомбардировщик поодиночке.
Я был крайним фланговым и видел, как прямо на меня в лобовую атаку устремился истребитель и с дистанции 300–400 метров открыл огонь из пулеметов. Ринулся целый ливень трассирующих пуль, ливень, в котором можно было различить то красные, то синие, то белые, то зеленые струи. Еще крепче стиснув штурвал, я все также вел свою машину, крикнув по переговорному аппарату стрелку-радисту старшине Гребенцову:
— Истребитель впереди!
Он открыл по врагу яростный огонь. Мы сблизились. Я уже думал, что столкновение неизбежно, потому что сам не собирался уступать врагу дорогу, не собирался ни на один градус изменить полет по боевому курсу, но он не выдержал и свернул.
Передо мной на одно мгновение мелькнула голова противника, я увидел черный шлем, кислородную маску, и сразу его машина стала на крыло, «животом» к моему самолету.
Этим мгновением и воспользовался Гребенцов. Он пустил в «живот» вражеского истребителя очередь из своего пулемета. Я увидел, как, беспомощно кувыркаясь и оставляя за собой клубы черного дыма, вся охваченная пламенем машина врага пошла к земле. Услышал в микрофоне радостный взволнованный голос стрелка-радиста:
— Один готов!
И еще через секунду он крикнул уже другим голосом:
— Еще один увязался!..
Донеслись глухой стук и трескотня по машине. Посмотрел на крыло; на нем одна за другой появлялись пробоины.
Приглушенный наушниками ворвался новый звук — застучал наш пулемет: это Гребенцов давал очередь огня. Крикнул ему в трубку микрофона:
— Где истребитель?
— Под хвост забрался! Не могу достать! Отверните ручку! Значит, враг сидел в мертвом конусе, где его нельзя было добыть нашим огнем.
Я резко дал правую ногу, истребитель опоздал повторить мой маневр и снова зайти под хвост. Он оказался в поле действия пулеметов моего стрелка, и тот моментально сбил противника.
Так мы вели этот бой на высоте в 7 тысяч метров, при 60-градусном морозе, но во время боя мы мороза и не чувствовали, наоборот, всем было жарко.
Это был один из самых продолжительных воздушных боев: он длился 25–27 минут. И главное, ведя бой, мы в то же время точно выдерживали курс и шли на заранее намеченной высоте. Противник потерял семь истребителей, остальные обратились в бегство.
Воздушный бой закончился перед самой целью. Никакие вражеские силы, никакая опасность не смогли помешать нам выполнить ответственнейшее боевое задание.
Бомбы на железнодорожный узел были сброшены.
Белофинны открыли по нашим бомбардировщикам заградительный огонь из малокалиберных орудий, но он нам не причинил никакого вреда.
Цель была поражена, задание выполнено отлично!
…Еще во время боя с истребителями я заметил, что у меня стал «барахлить» левый мотор. Когда взяли курс от цели, я стал отставать, терять высоту.
А до нашего берега нужно «топать» еще около трех часов. Вскоре левый мотор совсем сдал. Я уменьшил скорость до предела, чтобы не терять высоту и поберечь здоровый мотор. Да и радист кричал мне в трубку переговорного аппарата:
— Товарищ командир, поберегите мотор, патронов осталось очень мало. А за связь с воздухом не беспокойтесь!..
— Ничего, как-нибудь дотянем! — успокаивал я его, хотя лететь еще оставалось около двух с половиной часов, большей частью над вражеской территорией. Положение было трудное.
От эскадрильи я отстал.
Не успели мы долететь до полуострова Ханка, как меня стали преследовать два истребителя «Фоккер Д-21».
С нашей машины была отправлена радиограмма, в которой мы просили прикрыть нас. Радиограмму отправили, надеясь, что в этом районе оперируют наши бомбардировщики, которые откликнутся на призыв.
Тем временем вражеские истребители зашли сзади и ринулись в атаку.