Я все больше попадала под ее влияние, и это очень нравилось Жене, ибо он боготворил мать и был счастлив, что мы с ней так ладим. Мне же стало казаться, что я существую в какой-то раздвоенной жизни: с одной стороны — трудности, тревоги и заботы после ареста отца, хождение к окошку на Кузнецкий мост, чтобы узнать хоть что-нибудь о его судьбе, с другой — беспечность, роскошь, с которой я познакомилась в доме Булгаковых. По советским временам трехкомнатная квартира, мебель красного дерева, хрусталь, люстры, домработница, Сережина гувернантка, изысканная одежда, изысканная еда безусловно казалась роскошью.
У Шиловских все было солидно, добротно, хлебосольно. Но ничего похожего на приемы у Булгаковых. И в доме Шиловских принимали гостей. Не столь, пожалуй, часто. Раза два-три я встречалась там с Алексеем Николаевичем Толстым. Когда он бывал в гостях у своей дочери, дом сразу наполнялся его громогласным раскатистым смехом. Однажды он позвал меня на кухню помочь ему варить пунш. Он велел подавать ему посуду — эмалированные кастрюли, кружки, специи. Сам он священнодействовал у плиты, смешивая в нужных пропорциях вино и специи. Одновременно он поддразнивал меня, называя Дзидрой-Гидрой.
В доме Шиловских все было более русским, что-ли. Гости — более чинными и солидными. Мне кажется, что Евгений Александрович, как и Марьяна Алексеевна, не очень любил застолья — ведь он много работал, приходил усталым, предпочитал тишину и покой. Я глядела на Евгения Александровича и гадала — каким он был с Еленой Сергеевной? Столь же тихий и скорее сосредоточенный в себе? Или он заражался атмосферой веселья и остроумия, которые я всегда наблюдала за столом у Елены Сергеевны? Евгений Александрович был умен и красив. Он с большой нежностью и уважением относился к Марьяне Алексеевне и к дочери Машеньке. И как-то не могла я себе представить его рядом с Еленой Сергеевной и в компании, окружавшей ее. Или он был с Еленой Сергеевной другим? Женечка мне ничего не мог рассказать про период, когда его родители еще не разошлись, ведь он был тогда еще маленьким. Женя воспитывался отцом в строгости и справедливости. Он рано научился отвечать за свои поступки. Младший же брат Сережа был ярким примером воспитания Елены Сергеевны: капризный, избалованный обаятельный мальчуган.
Меж тем Михаилу Афанасьевичу становилось все хуже и хуже, и Елена Сергеевна почти не отходила от него. Женя все чаще оставался ночевать у них. Мы встречались в школе, обменивались грустными новостями. Я тоже была очень занята, кроме школы — переводы, мои обязанности «негра» надо было неукоснительности выполнять в срок.
10 марта Михаил Афанасьевич скончался. Мы с Женей были на панихиде рядом с Еленой Сергеевной. Я впервые видела смерть так близко. А обычай русских поминок мне и вовсе был неведом. Я была потрясена застольем, когда уже через несколько часов после похорон близкие покойного сидели за столом, где становилось все шумнее, все будто забыли о покойном. Лишь позднее Едена Сергеевна убедила меня в правильности такого обряда.
Вскоре школа осталась позади. Мы сдали последние экзамены и все силы направили на поступление в институты. Женя, как и намеревался, подал заявление на театроведческий факультет ГИТИСа, а я делала отчаянные попытки поступить в Институт иностранных языков. На мое счастье среди поступающих оказалась и группа таких же, как и я, знающих английский, как родной, и имеющих тот же статус «детей врагов народа». Один из мудрых руководителей факультета разрешил этой группе приступить к занятиям с условием, что мы пройдем весь курс обучения за два года. Такое условие всех нас устраивало, ибо мы были сами заинтересованы в быстрейшем получении диплома о высшем образовании. Мы все были уверены, что одолеем ускоренный курс обучения.
Осенью Женя и я приступили у учебе. Все свободное время, которого у нас было очень мало, мы проводили вместе. Женя стал настаивать, чтобы мы поженились и чтобы я переехала к нему в Ржевский. Я возражала, говорила, что мы не имеем права жениться, ибо моего заработка нам не хватит на жизнь. Кроме того, я все еще опасалась осложнить жизнь Шиловских своим статусом «дочери врага народа». Все же после многочисленных разговоров с Евгением Александровичем и с его благословения я дала согласие на брак и мы решили «расписаться», как это тогда называлось, в ближайшее время.