Есть основания полагать, что какие-то сведения о подпольной жизни левой оппозиции удалось получить Андре Жиду во время его пребывания в Советском Союзе. В «Возвращении из СССР» он давал понять читателю, что Сталин, лишённый «большой мудрости — прислушиваться к противнику», своими репрессиями только умножает число коммунистов-оппозиционеров. «Уничтожить оппозицию… Как хорошо, что Сталину это плохо удаётся». Жид осторожно намекал и на то, что «уничтожение оппозиции в государстве или даже запрещение ей высказываться, действовать» может стать «приглашением к терроризму» [341].
Оппозиционные настроения в стране носили по большей части коммунистический характер и зарождались прежде всего в партийной среде. Поэтому Сталин на протяжении 1933—1936 годов провёл партию через три официальные чистки, выбросившие из её рядов сотни тысяч человек.
XXV
Партийные чистки
Временно прекратив после «Кремлёвского дела» политические процессы, Сталин с ещё большей жестокостью продолжал проводить партийные чистки, сохранявшие в ВКП(б) атмосферу перманентного напряжения.
Начатая в 1933 году генеральная чистка партии была продолжена не до конца 1934 года, как первоначально предполагалось, а до мая 1935-го. В её ходе из 1916,5 тыс. членов и кандидатов в члены партии было исключено 18,3 % [342]. Сразу же после этой чистки началась новая кампания, официально названная «проверкой партийных документов». Она была открыта циркулярным письмом ЦК ВКП(б), требовавшим тщательно проверить правильность сведений о коммунистах, внесённых в их партийные документы (партбилеты и учётные карточки) [343].
Эта кампания, внешне выглядевшая чисто технической, канцелярской процедурой, по словам А. Орлова, «с циничной откровенностью была направлена против старых членов партии. Парткомы возглавлялись теперь молодыми людьми, вступившими в партию лишь недавно» [344].
Раскрывая подлинный смысл «проверки партийных документов», Троцкий писал: «Отличие этой чистки от всех предшествующих состоит в том, что она проводится без всякого, хотя бы только декоративного, участия самой партии: ни общих собраний, ни личных исповедей, ни публичных обличений, ни свидетельских показаний. Проверочная работа происходит целиком за кулисами: ведь речь идёт только о „документах“. На самом деле в результате этой скромной технической проверки исключено в среднем около 10 % (от общей численности членов партии.— В. Р.). Проверка кандидатов ещё не закончена. Но и сейчас уже из рядов партии выброшено значительно больше 200 тысяч человек». Перечень основных категорий исключённых представляет «общую формулу всех термидорианских амальгам… на первом месте официально поставлены „троцкисты“» [345].
Статистические данные, полученные Троцким на основе анализа сообщений партийной печати, находят подтверждение в ставших недавно известными архивных документах. Как сообщал П. Постышев, секретарей ЦК компартии Украины во время проведения «проверки» «крепко поправили» Сталин и Ежов, потребовавшие «этим делом лично заниматься и глядеть тут в оба». В результате такой установки на Украине в ходе этой кампании 11,1 % членов и кандидатов в члены партии оказались исключёнными как «социально чуждые» (троцкисты, националисты и т. д.) [346].
Об атмосфере, в которой проходила «проверка партдокументов», свидетельствует, в частности, выступление в 1937 году члена Военного совета одной из армий И. М. Гринберга на партактиве Наркомата обороны. «Мы в армии,— говорил он,— во время проверки партийных документов допускали такие вещи: лучше 2—3 человека исключить для того, чтобы потом не сказали, что мало исключили, а затем и на всякий случай: чтобы враг не оказался. Мы исключали из членов партии людей за то, что пассивными были, а потом не могли разобраться, почему эти люди считаются пассивными» [347].
Судя по опубликованным в печати сообщениям секретарей республиканских и партийных организаций, в целом по стране в ходе «проверки» было исключено 10—20 тысяч одних только «троцкистов». «Все исключённые такого рода,— писал Троцкий,— по общему правилу, немедленно арестуются и ставятся в условия царской каторги. Об этих фактах надо рассказать рабочему классу всего мира!» [348]
До ареста исключённым оппозиционерам предстояло пройти несколько кругов тяжких испытаний. В воспоминаниях писательницы Веры Пановой рассказывается, как в феврале 1935 года её муж-журналист был исключён из партии и уволен с работы за то, что «скрыл свою причастность к троцкизму», то есть принадлежность в прошлом к левой оппозиции. После длительных безуспешных попыток найти работу он сумел с помощью товарищей устроиться на завод подручным слесаря. На следующий день его арестовали, а спустя ещё несколько дней уволили с работы и Панову — «за связь с врагом народа» [349].
Как сообщал корреспондент «Бюллетеня оппозиции», аресты захватили широкий круг исключённых из партии. Многие исключённые, которых было невозможно прямо обвинить в «троцкизме», арестовывались по статье 168 Уголовного кодекса («злоупотребление доверием») и направлялись в ссылку или лагеря [350]. Согласно опубликованным ныне архивным материалам, только на Украине к январю 1936 года было арестовано свыше 2 тысяч исключённых из партии [351].
Уже в 1935 году риск оказаться лишённым свободы был неизмеримо более велик для коммунистов, чем для беспартийных. Произошло сращивание партийной и государственной репрессивных систем: в результате члены партии зачастую подвергались судебным преследованиям за такие проступки, которые подлежали только партийному взысканию. Характерно, что ЦК КП(б) Украины вынужден был принять специальное постановление, осудившее широко распространённую в республике практику, при которой суды приговаривали к 5—8 годам лишения свободы за сокрытие социального происхождения при вступлении в партию или приписки партийного стажа.
Итоги «проверки партийных документов» были подведены на декабрьском пленуме ЦК 1935 года. Выступивший с докладом по этому вопросу Ежов сообщил, что в ходе «проверки» из ВКП(б) исключено 18 % её членов [352]. В резолюции пленума по докладу Ежова указывалось: «огромнейшим преимуществом» этой кампании явилось то, что «проверкой занимались непосредственно сами партийные органы», «руководящий состав партийного аппарата», который в ходе этой работы «окреп как за счёт привлечения новых проверенных кадров, так и за счёт очищения его от негодных для партийной работы людей». Пленум постановил считать чистку партии, начатую в 1933 году, законченной, а проверку партдокументов продолжить до 1 февраля 1936 года, вслед за чем провести обмен партийных документов всех членов и кандидатов в члены партии. Необходимость этой, по существу, новой, очередной чистки объяснялась так: проверка партийных документов показала, что «классовый враг по мере роста наших успехов прибегает к наиболее изощрённым методам борьбы, используя для этого в первую очередь оппортунистическое благодушие и ротозейство коммунистов». В решениях пленума назывались новые категории членов партии, которых следовало изгнать из неё в ходе «обмена партбилетов»: «шпионы иностранных разведок, которые пролезали (в ВКП(б).— В. Р.) под видом политэмигрантов и членов братских компартий»; «многие враги партии, которые после их исключения в одной парторганизации переезжали, не сдавая партбилетов, в другую». Особая опасность усматривалась в проникших в партийный аппарат «врагах партии», которые «выдавали партийные документы или продавали их (! — В. Р.) своим соучастникам по подрывной работе против дела партии и Советской власти» [353]. Эти установки открывали широкую дорогу новым провокациям и произволу против советских коммунистов и революционных эмигрантов.