14 января 1936 года было принято решение ЦК, согласно которому в течение трёх месяцев (февраль — апрель) все партийные билеты и кандидатские карточки должны были быть заменены партдокументами нового образца. В разъясняющей это решение статье «Правды» под названием «О большевистской бдительности» указывалось, что в ходе данной кампании партия будет продолжать очищаться от «троцкистов, зиновьевцев, белогвардейцев, жуликов и прочей нечисти». В то же время авторы статьи сочли необходимым предостеречь низовые парторганизации от излишнего рвения, выражавшегося в лишении работы всех исключённых из партии; рекомендовался дифференцированный подход к исключённым, заключавшийся в «умении отличать врага от неврага» [354].
Троцкий едко комментировал эти предостережения, обнажая скрытый смысл формулировок, содержавшихся в данной статье: «Человек, совершивший „какой-либо тяжкий проступок против партийной этики“, может тем не менее оставаться „полезным человеком для социалистической страны“. При одном условии: если это не „враг“, то есть не враг бюрократии. Если он проворовался, получил или дал взятку, избил подчинённого или изнасиловал подчинённую, словом, совершил „тяжкий проступок против партийной этики“, но остаётся при этом предан власти, этому „полезному человеку“ надо дать другую работу… Беспощадность рекомендуется только по отношению к политическому противнику. Послушный взяточник — не враг, честный оппозиционер — смертельный враг, которого надо лишить какой бы то ни было работы». Троцкий подчёркивал, что данная статья свидетельствует о намерении Сталина «подвергнуть физическому истреблению десятки тысяч молодых безукоризненных борцов» [355].
Проверка и обмен партийных документов стали канцелярской подготовкой массового террора против коммунистов: в их ходе на каждого члена партии заводилось весьма подробное личное дело, в котором были досконально изложены сведения о его участии в оппозициях, о вынесенных в прошлом партийных взысканиях, включая снятые, и т. д.
В ходе обмена партбилетов были автоматически выброшены из партии многие покаявшиеся «троцкисты», ещё остававшиеся на ответственных постах. Так, И. Я. Врачёв вспоминает: ему просто не выдали новый партбилет — обоснованием для этого послужило решение «исключить из партии как в прошлом активного троцкиста» [356].
О механизме «розыска» троцкистов в процессе «проверки» и «обмена» партдокументов можно получить представление из опубликованных М. Восленским материалов «смоленского архива», касавшихся деятельности лишь одного из низовых аппаратчиков — секретаря сельского райкома Деменка.
Свою «бдительность» Деменок демонстрировал несколькими путями. Во-первых, он рассылал в обком партии и районное управление НКВД донесения, в которых сообщал, что «восстановил в памяти троцкистов, активно боровшихся против партии», и просил открыть розыск тех из них, которые за истекшие годы покинули район. «Помню, в 1924—1925 году в новозыбковскую парторганизацию Западной области, очевидно, по поручению троцкистского центра приезжал член партии Ковалёв — имени не знаю — с целью склонить парторганизацию в пользу Троцкого. С троцкистской речью выступал на активе, с докладом. Партийная организация тогда дала ему решительный отпор, однако возможно, что он и до сих пор является членом партии и до сих пор не разоблачён как троцкист. Сообщаю об этом для принятия необходимых мер». «Померанцев Леонид… После разоблачения троцкистской деятельности его в доме отдыха Померанцев был уволен. В данное время якобы он работает в доме отдыха в Вязьме. Померанцева надо разыскать». «Помню, в 1925—1926 гг., когда я работал секретарём Новозыбковского волкома ВКП(б), в это время в волкоме работал в качестве агитпропа Каркузевич, имя, кажется, Михаил, член ВКП(б) с 1917 года, железнодорожник. Каркузевич в это время был активным троцкистом, он не только клеветал на партию и на вождя тов. Сталина, но дело дошло до того, что он демонстративно отказался в партийной сети прорабатывать решения 14 партсъезда, так как с этими решениями был не согласен и считал их неправильными. Мы тогда его сняли с работы, кажется, было объявлено партийное взыскание, но в партии он оставался, и где работал, я не знаю, но припоминаю, что работал в военизированной охране на железной дороге в Белоруссии. Возможно, что он и до сих пор не разоблачён. Сообщаю об этом для принятия необходимых мер» [357]. «Необходимые меры» состояли в том, что люди, на которых поступали подобные доносы, разыскивались через централизованные картотеки ЦК, ЦКК и НКВД и исключались из партии.
Во-вторых, Деменок слал в партийные комитеты запросы о прибывших в его район коммунистах — руководствуясь подозрением, что они в прошлом могли быть причастны к оппозиционной деятельности. Так, в запросе, посланном в Кузнецкий горком ВКП(б), говорилось: «По имеющимся у нас сведениям член ВКП(б), партстаж с 1917 года, Полосухин Николай Иванович, работавший с 1922 по 1923 год в городе Кузнецке заворготделом укома, ныне работает у нас (город Козельск Западной области) начальником новостроящейся железной дороги Тула—Сухиничи, участвовал в троцкистской работе. Об этом он нам ничего не сказал. Прошу срочно нам сообщить, действительно ли Полосухин участвовал в троцкистской работе, если да, то когда и в чём эта деятельность выражалась» [358].
В-третьих, Деменок направлял в обком донесения о проводимой им работе по «выявлению» троцкистов в своём районе: «Трубин, Филипп Иванович, член ВКП(б) с 1918 года, зав. нефтескладом МТС, обвинялся в троцкизме, потом обвинение было снято, теперь проверяем ещё раз». «Козодой, член ВЛКСМ (имя и отчество не установили), где теперь находится, неизвестно. В 1929 году работал в столовой горпо, был связан с троцкистской группой, у Козодоя была обнаружена платформа троцкистов, разыскиваем Козодоя и корни» [359].
От секретаря райкома не отставали и другие аппаратчики. На расширенном заседании бюро райкома звучали следующие выступления: «В заготовительной организации есть коммунист Козин. Он имеет партвзыскание за примиренческое отношение к троцкизму… Мне известно, что в Клинцовской партшколе был троцкист Глейзер… Я думаю, о нём необходимо довести до сведения обкома ВКП(б)». «Я знал Энтиша, он — директор одного из заводов в Брянске в 1925—1926 году, его исключили за принадлежность к троцкизму. Об этом надо сообщить в обком ВКП(б)». Присутствовавший на собрании инструктор обкома, словно не довольствуясь обилием подобных выступлений, потребовал от собравшихся «решительно и смело до конца вскрывать и разоблачать людей, которые хоть сколько-нибудь имели связь с троцкизмом в прошлом. Неважно какую — прямую и косвенную». И тут же продемонстрировал пример такой «связи»: «У нас есть Матюшин, он председатель колхоза и парторг. Сам он говорил, что держал в своих руках платформу троцкистов. Я должен заявить, его держать в должности парторга нельзя» [360].
Аналогичные «разоблачительные» мероприятия проводились повсеместно. В записке комиссии, проверявшей работу аппарата Кировской железной дороги, указывалось: «В Кандалакшском политотделе работало 12 человек из троцкистско-зиновьевской банды… Всем этим людям давались лучшие характеристики… Начальник политотдела дороги тов. Чаплин и начальник п/о „Кандалакша“ Павлов дают такую оценку оппозиционеру Журавлеву: „хороший организатор, дисциплинированный большевик, умеющий организовать коммунистов“, и ни слова в этой характеристике, что он был в оппозиции. Такую же дали характеристику другому активному зиновьевцу Лесину: „один из лучших инструкторов… отклонения от генеральной линии партии за тов. Лесиным не замечалось“». В этой же справке указывалось, что «коммунисты плохо знают конкретную борьбу партии против троцкизма». В подтверждение этого приводился пример, когда рабочий, член партии с 1925 года, на занятии в кружке по изучению истории партии на вопрос: «В борьбе с какими врагами закалялась наша партия?» — ответил: «В борьбе с капитализмом и буржуазией (требовалось ответить — «в борьбе с троцкистами».— В. Р.)» [361].