Троцкий предупреждал, что буржуазные нормы распределения, давно переросшие все допустимые пределы и принявшие грубый и оскорбительный характер, способны в конечном счёте взорвать социальную дисциплину планового хозяйства, а следовательно, и государственно-колхозную собственность.
Этот прогноз реализовался, хотя и с полувековым опозданием, в годы «перестройки», когда накапливавшийся в народе десятилетиями жгучий протест против социальной поляризации и привилегий верхов, наконец, получил возможность выплеснуться наружу. Однако партократия вплоть до последних дней своего существования продолжала цепляться за собственные привилегии и считать управление распределительными отношениями своим монопольным правом. Поэтому она по-прежнему отчуждала трудящихся от участия в распределении национального дохода. Между тем только такое участие могло бы свести имущественное неравенство к его экономически необходимым границам, обеспечить справедливость в распределении жизненных благ и тем самым — демократически реформировать социальную систему.
В этих условиях массовый социальный протест был использован «демократами», и прежде всего Ельциным, добившимся популярности в массах именно своими гневными филиппиками против номенклатурных привилегий. Сокрушив же власть партократии, ельцинская власть не только сохранила, но и многократно приумножила прежние привилегии, автоматически переданные новой бюрократической элите.
Социальный переворот конца 80-х — начала 90-х годов не смог бы увенчаться успехом, если бы социальная политика предшествующих десятилетий не внесла глубокие социальные антагонизмы внутрь всех классов и социальных групп советского общества, в том числе — в ряды рабочего класса.
Важным рубежом в усилении неравенства среди рабочих явилось стахановское движение 30-х годов.
XXXVI
Стахановское движение
2 сентября 1935 года «Правда» сообщила, что забойщик шахты «Центральная-Ирмино» Алексей Стаханов в ночь на 31 августа за смену добыл 102 тонны угля при норме 7 тонн. Спустя несколько дней этот рекорд превзошли шахтеры Дюканов, Поздняков, Концедалов, Изотов и затем сам Стаханов. Советская печать ежедневно сообщала о новых производственных рекордах не только в угольной, но и во всех других отраслях промышленности. В середине ноября в Кремле было созвано Всесоюзное совещание стахановцев, на котором выступили Сталин и другие руководители партии.
Стахановское движение, безусловно, внесло важный вклад в ускорение темпов роста производительности труда, которые во второй пятилетке удвоились по сравнению с первой (с 41 % до 82 %). Темпы прироста валовой продукции промышленности поднялись от 19 % в 1934 году до 25 % в 1935 году и 29 % в 1936 году.
Стахановское движение вовлекло в свою орбиту множество энтузиастов, продемонстрировало громадные социальные резервы, имевшиеся в советском рабочем классе и колхозном крестьянстве. О высоких социальных чувствах, которые оно пробуждало в рядовых тружениках, ярко свидетельствует пример, приведённый в воспоминаниях генерала А. В. Горбатова. На Винницкой областной партконференции он заметил, как на глазах сидевшей рядом с ним колхозницы появились слезы, когда слово было предоставлено «тысячнице», то есть колхознице, собравшей тысячу центнеров свёклы с гектара.
«„О чём вы грустите? — спросил я.— Ведь она ничего плохого не сказала“.— „Вы ничего не знаете…“ — ответила женщина сквозь слезы.
Успокоившись немного, она рассказала мне: „Я тоже давала слово собрать свёклы тысячу центнеров с га, а своего слова не сдержала, собрала только по девятьсот шестьдесят центнеров. Вот почему я плачу, хоть меня и чествуют“.
Я был поражён её словами. Знал я, что в среднем у нас собирают с гектара сто шестьдесят — двести пятьдесят центнеров свеклы, а тут женщина собрала девятьсот шестьдесят и плачет — слова не сдержала!» [548]
Подобного рода факты наглядно опровергают модные ныне суждения о том, что все достижения советской экономики 30-х годов обеспечивались за счёт «подневольного», «закрепощённого» труда.
Стахановское движение позволило привести в действие и огромные экономические резервы, связанные с освоением новой, современной техники. До середины 30-х годов рост промышленной продукции обеспечивался в основном за счёт вовлечения в производство новых рабочих. Выработка в расчёте на одну машину увеличивалась очень мало, новая импортная техника давала незначительную отдачу по сравнению с передовыми капиталистическими странами. Рекорды стахановцев, собственно, потому и выглядели столь ошеломляющими, что достигались на общем фоне слабого использования возможностей, заложенных в передовой технике.
Вместе с тем многие стахановские рекорды явились результатом того, что впоследствии стало называться приписками. Не обошлась без приписок и организация самого первого рекорда. Сенсационное достижение Стаханова было достигнуто в силу замены прежней индивидуальной работы шахтеров (при которой каждый и рубил уголь, и крепил забой) бригадной организацией труда с разделением трудовых функций. Стаханов работал только отбойным молотком, а вслед за ним шли двое других шахтеров, крепивших лаву. Это было, несомненно, прогрессивным новшеством, и 102 тонны угля, выработанные звеном из трёх человек, представляли высокий экономический показатель. Однако администрация шахты, стремясь усилить впечатление от рекорда, приписала этот результат одному Стаханову.
По тому же нехитрому принципу «оформлялись» и многие последующие рекорды: подсобные работы передавались подручным, конечный же результат приписывался кому-то одному, намеченному начальством в герои труда. При этом стахановцам создавались особо благоприятные условия работы, им передавали в первую очередь лучшее оборудование, механизмы и т. д.
В выступлениях на Всесоюзном совещании стахановцев партийные вожди уделили значительное внимание вопросу о том, почему стахановское движение зародилось именно в 1935 году, а не несколькими годами раньше, когда передовая техника на многих предприятиях уже была налицо. Сталин усматривал «корни стахановского движения» в том, что оно возникло в результате «коренного улучшения материального положения рабочих». Именно на этом совещании прозвучала его «крылатая» фраза, прочно вошедшая в арсенал официальной пропаганды: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живётся, работа спорится» [549]. Это утверждение представляло собой явное и немотивированное хвастовство: уровень жизни рабочих в 1935 году поднялся крайне незначительно над нищенским уровнем в первой пятилетке.
Более реалистическое объяснение причин возникновения стахановского движения содержалось в речи Молотова, который заявил, что «во многих случаях непосредственным толчком к высокой производительности труда является простой интерес к увеличению своего заработка» [550]. Именно этот интерес всячески подогревался — и печатью, и практическими мероприятиями по стимулированию стахановского движения. За один-два месяца заработки стахановцев выросли в три — пять и более раз. Об этом с гордостью рассказывали сами стахановцы в выступлениях на Всесоюзном совещании.
А. Бусыгин: «Зарабатывал я раньше 300—350 рублей, в сентябре же заработал 690 да 130 вышло по прогрессивке и ещё 223 рубля за уменьшение брака — всего вышло 1043 рубля…»
М. Дюканов: «Раньше, до стахановского движения я и Стаханов зарабатывали по 550—600 рублей… Сейчас, за сентябрь, я за 16 выходов, поскольку нас кое-куда таскают (имелись в виду широко вошедшие в обиход публичные чествования стахановцев.— В. Р.), заработал 1338 рублей. Орджоникидзе: А если бы не таскали? Дюканов: А если бы не таскали — больше двух тысяч…»