12. Тов. Ежов систематически получал многочисленные сигналы в виде заявлений, писем, жалоб, рапортов от чекистов-партийцев, от трудящихся об извращениях и преступлениях, которые имели место в органах НКВД, а также о наличии в руководящем составе НКВД политически сомнительных, чуждых лиц и прямых заговорщиков. Многие заявители настойчиво добивались принятия необходимых мер по уже поданным ими заявлениям и сами по несколько раз пытались попасть на прием к т. Ежову, но все это оставалось без результата. Установлено, что ни одно такого рода заявление не было проверено и по заявлениям не было принято каких-либо мер.
Тов. Ежов всячески скрывал от Центрального Комитета ВКП(б) состояние работы в органах НКВД. Кроме того он скрывал от ЦК ВКП(б) компрометирующие материалы на руководящих работников НКВД.
13. Т. Ежов систематически приходил на работу не раньше 4–5 часов дня, и к этому приспосабливал весь аппарат НКВД СССР. Установлено также постоянное пьянство тов. Ежова.
Все эти грубейшие ошибки, извращения и перегибы, имевшие место в работе НКВД, нельзя объяснить только неумелым, несостоятельным руководством тов. Ежова.
Тов. Ежов не мог не знать, не видеть все эти грубые ошибки, извращения и перегибы.
Поэтому непринятие мер со стороны т. Ежова к своевременному их исправлению, сокрытие от ЦК ВКП(б) действительного состояния работы органов НКВД, сокрытие им от ЦК компрометирующих материалов на руководящих работников НКВД, ныне разоблаченных и арестованных как заговорщики — вся его работа и поведение вызывают серьезные сомнения в политической честности <и благонадежности>[157] тов. Ежова.
<Считаем необходимым поставить вопрос перед ЦК ВКП(б) о возможности нахождения тов. Ежова в составе членов ЦК ВКП(б) и Партколлегии, обсудить вопрос о возможности оставления его в рядах партии.>[158]
За такое состояние работы органов НКВД должны также нести ответственность бывшие заместители Наркома Фриновский и Вельский.
Вместе с тем считаем необходимым отметить, что все указанные выше безобразия, извращения и перегибы <в деле арестов и ведения следствия>[159] проводились с санкции и ведома органов Прокуратуры СССР (т.т. Вышинский и Рогинский)[160]. В особенности в этом деле усердствовал зам. прокурора СССР Рогинский. Практика работы Рогинского вызывает серьезное сомнение в его политической честности <и благонадежности>[161].
Л. Берия, А. Андреев, Маленков.
Помета: Разослано Молотову, Ворошилову, Кагановичу, Микояну, Жданову[162].
№ 19. Выписка из протокола допроса Кобызева Григория Михайловича о поездке на Украину в 1938 г. вместе с Н.И. Ежовым{850}
16 марта 1939 года
На Фриновского М. П., быв[ший] Нарком Военно-Морского Флота
…11 февраля 1938[163] г., я в числе других сотрудников был вызван в кабинет Ежова в целях моего продвижения по службе. После краткой беседы со мной я был отпущен, а 12 февраля утром вновь был вызван к Ежову, где присутствовали: Фриновский, Журбенко, Егоров и др. сотрудники Наркомата.
Когда все собрались, Ежов нам объявил, что он едет в Киев, мы же присутствующие должны также с ним поехать.
После некоторых вопросов, которые мы ему задали — Ежов нам задал вопрос: «Кто из вас знает украинский язык?»
Оказалось, что из присутствующих никто почти не знал украинского языка, тогда Ежов снова задал другой вопрос: «Как же мы будем там на Украине разговаривать?»
Фриновский засмеялся громко и сказал: — «Да там нет ни одного украинца, там ведь сплошные евреи» — Ежов улыбнулся, что-то сказал в подтверждение слов Фриновского и мы были все отпущены.
Все это я рассказываю следствию потому, что этот разговор имеет влияние и связь в моей антисоветской деятельности.
Вопрос: значит на путь антисоветской деятельности, вы встали еще раньше — до органов НКВД?
Ответ: Нет, до органов НКВД УССР я антисоветской деятельностью не занимался.
Разговор и реплика брошенная Фриновским имеет отношение к моей последующей антисоветской деятельности на Украине в том смысле, что я это рассматривал как официальную линию, исходящую от Ежова, Фриновского, а затем в практической деятельности — непосредственно от Успенского.
Вопрос: Расскажите об этом подробнее. Какая «официальная линия» имела отношение к вашей последующей антисоветской деятельности на Украине?
Ответ: Повторяю, что антисемитская реплика Фриновского, а затем практические указания Ежова и Успенского сводились к тому, чтобы в аппарате НКВД УССР увеличить число сотрудников, в особенности руководящего состава из числа украинцев, русских, за счет сотрудников еврейской национальности, которых из УНКВД нужно уволить, т.е. в значительной степени сократить их процент.
После того, как мы приехали в Киев я сразу был направлен и прикреплен к отделу кадров, с заданием Ежова просмотреть все кадры НКВД УССР и доложить ему.
После проверки, т.е. 17 февраля имея уже материалы о состоянии кадров, я доложил это Ежову. Помню, когда я вошел в кабинет и подал ему материал, Ежов сказал: «Ох кадры, кадры, у них здесь не Украина, а целый Биробиджан». Рассматривая дальше материал, он наложил резолюции чуть ли не по каждому сотруднику — кого нужно арестовать, кого уволить, кого перевести на неоперативную работу, в ГУЛАГ и т.д.
№ 20. Заявление арестованного Н.И. Ежова в Следственную часть НКВД СССР{851}
24 апреля 1939 г.
Считаю необходимым довести до сведения следственных органов ряд новых фактов характеризующих мое морально бытовое разложение. Речь идет о моем давнем пороке — педерастии.
Начало этому было положено еще в ранней юности, когда я жил в учении у портного. Примерно лет с 15 до 16 у меня было несколько случаев извращенных половых актов с моими сверстниками учениками той же портновской мастерской. Порок этот возобновился в старой царской армии во фронтовой обстановке. Помимо одной случайной связи с одним из солдат нашей роты у меня была связь с неким Филатовым, моим приятелем по Ленинграду с которым мы служили в одном полку. Связь была взаимноактивная, то есть «женщиной» была то одна, то другая сторона. Впоследствии Филатов был убит на фронте.
В 1919 г. я был назначен комиссаром 2 базы радиотелеграфных формирований. Секретарем у меня был некий Антошин. Знаю, что в 1937 г. он был еще в Москве и работал где-то в качестве начальника радиостанции. Сам он инженер-радиотехник. С этим самым Антошиным у меня в 1919 г. была педерастическая связь взаимноактивная.
В 1924 г. я работал в Семипалатинске. Вместе со мной туда поехал мой давний приятель Дементьев. С ним у меня также были в 1924 г. несколько случаев педерастии активной только с моей стороны.
В 1925 г. в городе Оренбурге я установил педерастическую связь с неким Боярским, тогда председателем Казахского облпрофсовета. Сейчас он, насколько я знаю, работает директором художественного театра в Москве. Связь была взаимноактивная.
Тогда он и я только приехали в Оренбург, жили в одной гостинице. Связь была короткой, до приезда его жены, которая вскоре приехала.
В том же 1925 г. состоялся перевод столицы Казахстана из Оренбурга в Кзыл-Орду, куда на работу выехал и я. Вскоре туда приехал секретарем крайкома Голощекин Ф.И. (сейчас работает Главарбитром). Приехал он холостяком, без жены, я тоже жил на холостяцком положении. До своего отъезда в Москву (около 2-х месяцев) я фактически переселился к нему на квартиру и там часто ночевал. С ним у меня также вскоре установилась педерастическая связь, которая периодически продолжалась до моего отъезда. Связь с ним была, как и предыдущие взаимноактивная.
158
Абзац, заключенный в угловые скобки, вычеркнут и не вошел в текст письма, направленного Сталину.
161
Текст, заключенный в угловые скобки, вписан от руки вместо зачеркнутой фразы: «Необходимо Рогинского снять с работы в прокуратуре и исключить его из партии».
850
ЦА ФСБ. Архивно-следственное дело Фриновского М.П. №Н-15301. Т. 9. Л. 100–102. Заверенная копия.