Еще одно направление связано с изучением украинизации в ракурсе взаимоотношений КП(б)У с национально ориентированной интеллигенцией. В конечном итоге, считают украинские специалисты, «концепция украинизации нарождалась в жестокой политической борьбе» между «активными национал-коммунистическими силами», «великорусско ориентированной частью КП(б)У» и «украинской общественностью» (научной, просветительской и литературной интеллигенцией)[82]. Однако Н. Ю. Выговский, изучивший номенклатуру системы просвещения в УССР в 1920–1930-е гг., сделал вывод о том, что «между УКП(б) и КП(б)У не существовало чересчур принципиальных тактико-стратегических различий касательно строительства социализма, а намерения боротьбистов быстро развеялись, когда их лидеры заняли руководящие посты, однако национально-политические приоритеты у них оставались теми же самыми». Поэтому «тезис о том, что боротьбисты, перекрасившись в цвета КП(б)У, жаждали своего рода реванша, не выдерживает серьезной критики»[83].
Особое внимание в истории советской украинизации уделяется периоду 1930-х годов. Так, Г. Г. Ефименко не отрицает, что «к началу второго коммунистического штурма (1929–1932 гг.) компартийное руководство подходило с весомыми успехами политики коренизации»[84]. Историк подчеркивает, что основной задачей правящей власти было «не допустить единения национального и социального сопротивления»[85]. «Компартийная номенклатура в основной своей массе продолжала считать усиленное внимание к национальному вопросу уступкой, отказаться от которой при более благоприятных обстоятельствах следовало бы сразу, едва ли не в течение суток (как это было сделано с украинизацией в РСФСР в декабре 1932 г.), поскольку она (эта уступка) по сути своей антагонистична коммунизму»[86], — считает Ефименко. По его мнению, «практика хлебозаготовок и коллективизации 1929–1932 гг. продемонстрировала, что, несмотря на украинизацию, в украинском обществе усилились центробежные настроения, которые проявились, прежде всего, в идее восстановления Украинской Народной Республики (УНР)»[87].
С. В. Кульчицкий, анализируя изменения в политике сталинского руководства в начале 1930-х гг., пришел к выводу, что «кризис, вызванный социально-экономической политикой (а „наступление социализма по всему фронту“ как раз и было такой политикой), в многонациональной стране должен приобретать национальную окраску». По его мнению, «реакция украинских крестьян на „наступление социализма“ в 1930–1932 гг. была особенно острой, и Сталин не мог этого не учитывать, так как стоял во главе страны, построенной на основе политизации этничности»[88]. Кульчицкий признает, что «в 20-х гг., когда Сталин боролся за власть, в том числе с людьми, которые родились на Украине (Л. Троцким и Г. Зиновьевым), в Кремле не было лучшего друга для украинской партийной элиты, чем Сталин»[89]. «Он активно способствовал через своего подручного Кагановича, которого сделал генсеком ЦК КП(б)У, радикальной украинизации русифицированной Украины и позволил украинизацию прилегающих к УССР территорий Российской Федерации с преобладающим украинским населением, в том числе Кубани, — считает украинский исследователь. — За все эти „подарки“ одна из крупнейших в партии организаций — КП(б)У всегда поддерживала только Сталина в противостоянии кремлевских политических олигархов в 1923–1928 гг.». Но после укрепления своей власти Сталин «не без основания считал Украину опасной для Кремля республикой» с точки зрения проявления тенденций к самостоятельности и отделению[90].
В настоящее время в украинскую историографию прочно вошло положение о связи голода на Украине и борьбы с последовательными сторонниками украинизации. Как считает Я. В. Верменич, «режим диктаторской власти» сначала превратил политику коренизации в декларативный лозунг, а затем объявил «настоящую войну всему тому, что имело национальную окраску»[91]. Украинские исследователи также подчеркивают роль крестьянского фактора во взаимосвязи украинизации и голода. В. М. Даниленко и П. Н. Бондарчук убеждены, что село было катализатором украинизации, но крестьянство могло быть национальной силой лишь в тесной связи с национальной интеллигенцией. Поэтому удар по крестьянству должен был состояться одновременно с ударом по интеллигенции, со свертыванием политики украинизации[92].
83
84
88
91
92