По всей Сибири началась кампания арестов бывших оппозиционеров, причем в гораздо больших масштабах, чем в предыдущие периоды.
7 августа 1936 года НКВД арестовало М.С. Богуславского — начальника строительства и директора завода № 153 (нынешний завод им. Чкалова) в Новосибирске{285}.
Были также арестованы управляющий крупнейшего в стране Анжеро-Судженского рудника А.А. Шестов, начальник Локомотивстроя В.К. Карлсберг, директора совхозов М.М. Кудрящов и А.И. Марков, партизанский предводитель В.П. Шемелев-Лубков, начальник Красноярской железной дороги А.К. Мирский.
Особенно много арестов было на Кемеровском Комбинатстрое после того как в тюремной камере оказался Яков Дробнис, один из руководителей ККС. НКВД арестовало в Кемерово всех его близких, друзей, жену. Для большинства работников этого огромного предприятия вольное или невольное общение с Дробнисом имело роковое значение.
В октябре 1936-го только по одному «троцкистскому делу» в УНКВД в Новосибирске допрашивалось 166 человек, включая Муралова, Богуславского, Дробниса, Сумецкого, Ходорозе, Оберталлера, Эйдмана, Житкова и других{286}.
В Иркутске арестовали большую группу известных в прошлом троцкистов во главе с Н.И. Уфимцевым и И.А. Бялым, а с ними — многих хозяйственных и советских работников{287}.
Опального «правого» Н.А. Угланова арестовали с группой его коллег в Тобольске, в управлении Обьрыбтреста{288}.
Всякая более или менее значительная фигура непременно объединяла вокруг себя большое количество сослуживцев, знакомых, друзей, родных и тащила их за собой в пропасть.
«Троцкистское охвостье» разоблачалось в каждой ячейке партии и госаппарата. В учреждениях и на предприятиях шли бурные собрания с выяснением политического лица того или иного «троцкиста», когда-то голосовавшего «не так» или имевшего связи с «разоблаченными врагами», каждому подозреваемому приходилось выворачивать наизнанку свое прошлое перед сослуживцами и приносить раскаяния за «ошибки».
До сих пор однако никто из троцкистов не сознавался в совершении вредительских действий по подрыву советской экономики или в том, что сознательно готовились и осуществлялись убийства рабочих на предприятиях. Впервые это было продемонстрировано на Кемеровском процессе.
2. Кемеровский процесс
23 сентября 1936 года на шахте «Центральная» Кемеровского горнорудного района во время работы произошел мощный взрыв метана. Последствия были трагические: 9 подземных рабочих погибло, 15 доставили в больницу в тяжелом состоянии. Через несколько дней от полученных ран скончался еще один шахтер.
Подобные катастрофы происходили в Сибири и раньше и даже с еще большими человеческими жертвами. Так, 10 февраля 1931 года в результате взрыва угольной пыли на шахте № 8 Хакасского управления погибла почти вся смена шахтеров, включая забойщиков-заключенных, всего — 117 человек. 12 получили тяжелые ранения. Из-за огромных разрушений, вызванных взрывом, 15 рабочих в те дни так и не удалось отыскать{289}. Но об этой, вероятно, самой крупной промышленной катастрофе в истории Сибири общественность тогда не была даже проинформирована. Ничего не сообщалось и о суде над виновниками трагедии.
На этот раз все обстояло совершенно иначе. Сентябрьский взрыв 1936 года имел особое значение. Он оказался тем своевременным событием, вокруг которого Сталин и НКВД смогли устроить шумное политическое зрелище в виде открытого судебного процесса с разоблачением «диверсионно-вредительской деятельности троцкистов».
В тот же день, когда произошла кемеровская трагедия, бюро крайкома партии назначило комиссию для расследования причин аварии. В комиссию вошли: председатель Кемеровского горсовета А.А. Токарев, начальник горотдела НКВД Врублевский, секретарь горкома Д.Т. Якушин, два специалиста — И.Я. Фельбербаум, Б.Ф. Гриндлер и еще два человека.
Пока комиссия занималась изучением всех обстоятельств аварии, работники НКВД успели провести серию арестов. Были арестованы руководители шахты «Центральная» и кемеровского рудника инженеры: И.И. Носков, Н.С. Леоненко, И.Е. Коваленко, М.И. Куров, В.М. Андреев, И.Т. Ляшенко. Их доставили в Новосибирскую внутреннюю тюрьму УНКВД.
Вскоре сюда же был помещен бывший «шахтинец», главный инженер Кемеровского рудоуправления И.А. Пешехонов, которого арестовали во время отпуска на ялтинском курорте.
Следствие по «делу» инженеров возглавили начальник краевого управления НКВД старший майор госбезопасности В.М. Курский и его заместитель А.И. Успенский. Допросы вели работники 3-го (экономического), 4-го (секретно-политического) и 6-го (транспортного) отделов УНКВД — Д.Д. Гречухин, А.А. Яралянц, М.О. Голубчик, И.Я. Бочаров, К.К. Пастаногов, А.В. Кузнецов, А.А. Ягодкин, Г.М. Вяткин, А.П. Невский, А.Н. Барковский и некоторые другие.
К тому времени официальная комиссия уже закончила свое расследование. 28 сентября она представила Кемеровскому горкому специальный доклад, по которому было вынесено постановление, больше похожее на приговор. Оно гласило: «…взрыв 23/IX — 36 года является результатом вредительской, диверсионной деятельности лиц из специалистов, работавших на Центральной шахте (Куров, Пешехонов, Коваленко, Леоненко, Ляшенко). Эта контрреволюционная группа в своей вредительской работе поставила целью вывести главную шахту рудника из строя, сорвать выполнение плана угледобычи и подготовительных работ»{290}.
В списке комиссии крайкома, однако, не было фамилий Андреева и Носкова, несмотря на то, что оба в это время уже сидели под арестом с остальными инженерами. Не было также и двух других имен из последующего списка обвиняемых — Ф.И. Шубина, арестованного еще до кемеровского взрыва (26 августа), и немецкого инженера Э.И. Штиклинга, которого арестовали значительно позже остальных — 3 ноября 1936 года{291}. И тот и другой появились в общей схеме вредительства лить после того, как из Москвы поступило требование готовить открытый судебный процесс.
Стоит заметить, что с самого начала состав «вредителей» подбирался на основе различных комбинаций. Первоначально в официальном списке лиц, которых следовало «безусловно привлечь к ответственности», стояла фамилия управляющего рудником И.И. Черных{292}. Но Черных не был арестован и в начале 1937 года он все еще оставался на своем посту5. Зато в дело оказались вовлеченными те, кто (как Штиклинг) давно уже находились далеко от места случившейся аварии или сидели в тюрьме.
В октябре и ноябре в НКВД шла интенсивная подготовка инженеров к политическому спектаклю. Трудность заключалась в том, что никто из обвиняемых, за исключением Шубина, никогда не имел сношений с оппозицией и, следовательно, не мог представлять ее в суде. Но Шубин был слишком мелкой фигурой, чтобы «завербовать» других и «возглавить» «диверсии». До ареста он занимал небольшую должность начальника участка на шахте. Тогда решено было сделать «руководителем троцкистской части группы» управляющего шахтой Носкова, а «членами» — Шубина и Курова.
Другую часть группы, по сценарию НКВД, должны была составить «фашисты» во главе с Пешехоновым, якобы действовавшие по заданиям германской разведки, олицетворяемой Штиклингом, бывшим главным инженером на кемеровских шахтах «Щегловская» и «Северная» в 1932–1935 гг.
Особенно важное значение на предстоящем процессе придавалось свидетелям обвинения. На роль «свидетелей» были назначены два бывших активных троцкиста — Дробнис и Шестов, а третьим — главный инженер треста Кузбассуголь М.С. Строилов. Каждый из них являлся крупным хозяйственным руководителем, и каждый рассматривался в качестве «идейного вдохновителя» и «организатора» вредительства. Суд должен был подтвердить это, чтобы через несколько месяцев этих троих представить такими же обвиняемыми на московском процессе по делу Пятакова, Радека, Муралова.
Судя по времени, прошедшему с момента ареста подсудимых, следствие продвигалось довольно быстро. Показания арестованных инженеров прибавлялись от одного допроса к другому, но для нас останется неизвестным, какой ценой добывались эти показания. Сохранилось лишь одно свидетельство инженера Коваленко, составленное им после суда, из которого видно как разговаривали следователи с ним самим. В заявлении наркому юстиции СССР он пишет: «…я был поражен той обстановкой, в которой я очутился на следствии, не говоря уже о том ужасном, ничем не обоснованном обвинении, которое мне предъявили…