Командир конвоя побагровел и дико заорал:
— Вон отсюда! Иначе за себя не ручаюсь. Считаю до десяти. Не подчинитесь, будем стрелять!
— Ах, так, энкаведешная шкура? Ребята, айда за оружием! — скомандовал кто-то.
В один миг красноармейцы бросились по своим вагонам и вскоре снова появились, но уже с автоматами в руках. Но в этот самый момент, когда кровавое столкновение казалось неминуемым, начальник станции ударил в колокол, машинист дал гудок, и поезд стал медленно отходить от платформы. Красноармейцы на ходу вскакивали в свои вагоны.
Глава XVIII
Прибытие в Новосибирск
Наконец вечером 14 июля 1941 года наш поезд прибыл в Новосибирск. Не долго простояли мы на станции. Минут через десять эшелон перегнали через весь город на какую-то окраину. Здесь на запасном пути наш поезд закончил свое долгое путешествие. Наступила ночь. Кругом царила тишина. Уставшие за длинную дорогу, истерзанные голодом, недостатком воды, тряской, мы погрузились в сон — в последний сон на колесах.
Думы об Оксане не покидали меня все время. Прибыла ли она сюда со мной в этом эшелоне или осталась в Киеве — эта мысль неотступно меня преследовала. Нет ничего удивительного, что часто я видел Оксану во сне. Но никогда так ярко не возникал ее образ, как в эту последнюю перед выгрузкой этапа ночь.
Мне снилось, будто я сидел в одиночной камере. Беспредельная тоска угнетала душу. В камере было мрачно. Тусклый свет едва пробивался сквозь маленькое затянутое паутиной окошко. Тоска, одиночество, отчаяние… Вдруг распахивается дверь, и камера озаряется ярким светом. Глаза невольно зажмуриваются, а затем раскрываются, и я вижу необыкновенную картину: легкая, воздушная, как облако, словно призрак, стоит у входа Оксана. Это была не та горько рыдающая женщина, какой она была при расставании с детьми. Нет! То был иной облик Оксаны. Ее светлый образ, казалось, излучал вокруг себя сияние. В ее серо-голубых глазах светились радость и счастье. Длинные волосы пышной волной ниспадали на плечи, обрамляя одухотворенное лицо. На ней было светлое шелковое платье с красивым украинским узором на груди. От всей ее тонкой и стройной, как березка, фигуры веяло поэзией и очарованием, как было в молодости.
Торжественно-праздничная, она медленно и плавно шла мне навстречу, протягивая вперед оголенные руки с изящными тонкими пальцами. Как зачарованный, потянулся я к ней, весь охваченный каким-то сверхъестественным чувством неземного счастья. Но в этот самый миг резкий свист, шум голосов, собачий лай за стеной вагона меня разбудили. Было, вероятно, около двух часов ночи. Эшелон готовился к выгрузке.
Все уже были на ногах, суетились, завязывали в узлы свои жалкие пожитки. Дверь вагона была настежь открыта.
С одной стороны эшелона к нему примыкал большой выгон, заросший травой. На этом выгоне и предстояло выгрузить всю партию прибывших заключенных. После недавно прошедшего дождя во многих местах блестели лужи. Все пространство, предназначенное для высадки, было уже окружено новоприбывшими войсками НКВД. Десятки огромных немецких овчарок, туго натягивая поводки, отчаянно лаяли и рвались из рук хозяев.
Начальники обходили караул, отдавая последние указания по выгрузке и охране этапа. Верхом на лошади, наблюдая за общим порядком, метался во все стороны майор — командир новоприбывшего конвоя.
Строгие и суровые лица конвоиров, озабоченных выполнением предстоящей серьезной операции, тускло поблескивавшие стволы ружей и автоматов, оглушительный лай подымающихся на задние лапы собак — вся эта нервная обстановка угнетающе действовала на нас, усугубляла и без того подавленное состояние. Нам еще раз была продемонстрирована чудовищная и жестокая сила, которой все подвластно.
Но вот все готово. Охранники с собаками заняли свои места у вагонов, и выгрузка началась. Первыми сходили на землю мужчины. Их выстраивали по пятьдесят человек в ряд. Так как я решил во что бы то ни стало узнать, приехала ли с нашим эшелоном Оксана, то все время перебегал в последний ряд мужчин в надежде, что вслед за нами будут выгружаться женщины. И вот я в конце мужской колонны. Мой расчет оказался правильным: непосредственно за мной, действительно, выстраивались женщины. С напряженным вниманием стал я вглядываться в их лица и расспрашивать про Оксану, мою жену, арестованную вместе со мной. Женщины приняли во мне горячее участие, однако в один голос заявляли, что про такую не слышали. Неужели Оксана осталась в Киеве? Но я не терял все же надежды. Ведь был высажен только один женский вагон.