Казалось, я слышал, как скрежетали зубы молодого сталкера. Он рисковал жизнью ради арта, а я его выбросил, словно мусор какой. Забавно: потом Студент будет заливать в попойках, что не все военные охочи до взяток и чужого добра.
- Если капитан спросит насчет артефакта, его у тебя не было. Понял?
- Да мне-то что.
- А то, что руки-ноги переломаю. Усек? - для пущей убедительности я сжал тонкую шейку горе-сталкера.
- Ус-с-сек, - сквозь зубы выпустил парень.
Общий язык мы нашли. Студент не испугался до дрожи в коленях, но понял, что шутить с тем, на чьей стороне сила, не стоит. Я вытянул из него еще немного информации. Прежде всего о скупщиках хабара. Студент знал лишь двоих: Сидоровича и Куцего. Барыги удивили: расположились под носом у военных. Не иначе как подать коменданту, а то и Бурнову, платят.
У входа в штаб нас остановил Поливайко. Дозиметр показал излучение выше нормы. Пришлось вымыть берцы.
- Теперь ты, - я пихнул Студента к кадке с водой.
Сталкер обмыл сапоги, но дозиметр Поливайко все равно среагировал. Неудивительно, малый в кислотном тумане не меньше минуты бродил.
- С Кислотного? - спросил Поливайко скучно, видать, притомился от безделья.
- С него самого, - ответил я мрачно; хотелось избавиться от Студента поскорей да вернуться за артом.
- Даже не знаю, - по-телячьи протянул Поливайко и взялся за подбородок. - Переодеться бы ему. Он светит, как новогодняя елка.
Я пожал плечами, бросил невозумутимо:
- Тогда раздевайся.
Поливайко испуганно вытаращился на меня, раскрыв рот. Я рассмеялся:
- Да шутка. Зови дневального, пусть вынесет одежду.
Поливайко вытянулся в струну, козырнул, выкрикнул:
- Есть! - и бегом кинулся выполнять.
Время тянулось, как эстонский говор. Руки чесались - так не терпелось взглянуть на брошенный арт. Дневальный не спешил. Студент тоже переодевался долго, точно из ГУЛАГа прибыл.
- Что ты, как не живой? - не выдержал я и начал помогать застегивать китель.
Все! Хлопнул парня по плечу, одобрил внешний вид:
- Красавец!
Военная форма Студенту в самом деле шла.
- Теперь в темпе вальса к Седову, - грубо приказал я.
Поздоровался с дежурным офицером, поднялся со Студентом на второй этаж. По узким темным коридорам парня я уже буквально гнал. Наконец, дошли. Я отрапортовал Седову и оставил молодчика ему на растерзание.
Чуть ли не спортивным шагом заторопился к арту. Он, родимый, лежал на месте. Я снял резинку, запустил ладонь в пакет и… скривился. Камень оказался склизлым, будто в соплях. Я брезгливо вытер руку о штанину в надежде, что слизь - не яд, завязал пакет и спрятал в подсумок.
- Островский, - вызвал по рации Седов.
- Я, товарищ капитан.
- Забирай сопляка. Сейчас за ним вертушка прилетит. Проследи, чтобы сел.
- Есть, товарищ капитан.
Вертолет! Я вспомнил о письмах. Другого шанса передать их не будет.
Забрал Студента. Направляя толчками в шею, довел до казармы.
- А теперь мне придется вырезать тебе глаза, чтобы ты не увидел располагу, - на полном серьезе известил я.
Студент посмотрел на меня искоса, как на психа, фыркнул, спросил высокомерно:
- Шутить изволите, гражданин начальник?
Раскусил. Парень не плохо держится. Из него выйдет толк, если в Зоне не пропадет.
- Слушай, браток, ты - парень неплохой, завязывай со своими вылазками. Три месяца отсидки ты уже заработал. Дальше - больше. Чего б тебе не жить по-честному? У тебя все живы-здоровы? Во-от. Чего тебе в пекло лезть? Девок любишь? Ну, вот. А они сталкеров за версту обходят. Ты ж ходячим изотопом станешь, и дети уродами родятся. Думаешь, простому человеку под силу только влачить жалкое существование? Брось, ты ведь в универ поступил - не дурак, значит. Главное, захотеть, поставить цель, и все получится. Университет, работа, семья…
Студент смотрел на меня со скепсисом. Половину слов, наверное, мимо ушей пропускал. И чего я распинаюсь?
- Ты - военный или поп? - раздражился парень. - Проповеди читаешь на “ура”, но у меня своя голова на плечах.
- Она тебя на нары привела. Двигай, - я толкнул Студента к лестнице.
В расположении взвода я поручил сталкера дневальному, а сам отправился за письмами. Одно дописать не успел. Ну, и ладно, так отправлю. Бережно засунул конверты в нагрудный карман кителя и вернулся к Студенту.
- Пошли, сопля.
“Опера” долго ждать себя не заставили. За штурвалом сидел Ленька Корешок. Он меня на базу перевозил. Прозвище получил за то, что постоянно настаивал корень какого-то растения. Потом пил, говорил, радиацию выводит из организма.
Сопровождающего я видел впервые. В шлеме с зеркальными панорамными очками и бронекостюме он походил на киборга. Представился, вяло пожал руку.
- Полезай, - приказал я Студенту, кивнув на вертолет, и обратился к “оперу”: - Слушай, брат, выручи, а? Письмишки кинь. У вас же штабной ходит на почту. Не в службу, а в дружбу, а?
Оперативник коротко качнул головой, не проявив ни капли эмоций, принял конверты, отсалютовал и запрыгнул в вертушку.
Я смотрел на поднимающуюся в воздух машину и думал: лучше бы я попросил Леньку. Уж как-то равнодушно “опер” отнесся к просьбе.
Корешок помахал мне с приветливой улыбкой, я поднял руку в ответ. Вертолет развернулся на юго-восток и полетел. Казалось, он уносит не письма, а частичку сердца.
ГЛАВА IV
Утро началось с тревоги. Сирена завыла незадолго до подъема. Дневальный проорал команду, включился свет. Располага вмиг оживилась. Одеяла отлетели на дужки коек, зашуршала одежда, защелкали пояса, застучали берцы.
“Внимание! Начинается выброс. Всем в укрытие”, - ровно промолвили, разнося эхо, уличные громкоговорители.
“Внимание! Начинается выброс. Всем в укрытие”.
В располаге все застыли.
- Твою мать! - воскликнул Перец с досадой. - Не могли подождать минут сорок.
- Все равно выброс не дал бы доспать, - возразил Гном.
Военсталы начали раздеваться. В коридоре раз за разом хлопала дверь, доносились возбужденные голоса, быстрые шаги.
Я лег прямо в одежде, закинул руки за голову и уперся взглядом в потолок.
- Дневальный, туши свет! - крикнул Перец.
- Не положено.
- На положено хуй наложено. Туши, бля.
Скрипнула дверь комнаты дежурного по роте, я услышал тихое басовитое бормотание Палыча, свет потух.
Трухануло. Да так, что с потолка посыпалась цементная крошка. Кто-то чихнул.
На улице, должно быть, светло, как днем. Однажды я был в карауле, когда случился выброс. Все спрятались в казарме, штабе, а я задержался. Не пожалел. Такое увидишь, всю жизнь вспоминать будешь - небывалая красота. В те минуты я понял тех, кто влюблен в Зону.
В здании нам ничего не грозило. Все окна заколочены наглухо, стыки - замазаны глиной. В щели могла проникнуть не только радиация, но и толком неизученная энергия, которая порождала аномалии. Некоторые дома Зона отметила еще до того, как военные взяли НИИ “Агропром” под контроль. Входы фонящих комнат опечатали и строго запретили туда соваться. Если приникнуть к их дверям ухом, то услышишь потрескивание вроде того, что издает наэлектризованная синтетика. Как-то я открыл такую комнату, думал найти арт. Посмотрел на бешенные танцы молний, впечатлился и запечатал замок. Войти в тот хаос решился бы только смертник.
Грохнуло. Затрусило. Стены загудели. На улице разряжались молнии, одна за другой. Завыли псы, их заглушил пронзительный вопль болотника. Раскаты грома участились. Воцарилась пульсирующая какофония. Зона выплевывала новые порции ужаса и болезней.
Перец спокойно посапывал.
Выброс разметал тучи по небу, и теперь они спешили навстречу друг другу, чтобы сомкнуться в серое покрывало от горизонта до горизонта. Насыщенный запах озона будоражил мозг, радиация давила из глаз слезы. Светило солнце - большая редкость в Зоне. Я невольно остановился, радуясь едва ощутимому теплу на коже лица.