Сталкер тиран
Старлинг Изабелла
Перевод осуществлён TG каналом themeofbooks при поддержки TG канала hot library
Переводчик_Sinelnikova
Примечание: Главную героиню зовут Dove(Дав) что в дословном переводе означает Голубь, поэтому и герой символично, исходя из некоторых событий в книге, называет её Голубка или маленькая птичка.
Пролог
Нокс
У каждой истории любви есть срок годности.
Я полагал, что у моей срок годности уже истек. Когда я рухнул в ту пропасть под утесом, я думал, что моя жизнь кончена, но вероятно, у ангела-хранителя, который присматривает за мной другие планы. Жаль, что я не был достоин того, чтобы меня спасли.
Когда я пришёл в себя, мне сказали, что я был в коме шесть лет. Шесть гребаных лет моей жизни были потрачены впустую, пока я был подключен к аппаратам, которые помогали мне дышать.
Сначала я спросил о них. О Кейде и Джун.
Мне сказали, что они живы и здоровы, и у них трое детей. Я, блядь, возненавидел их еще больше, когда узнал об этом. Но после того как я узнал об их "Долго и счастливо", мне стало на это наплевать, просто отключило. Однако был еще один человек, одна зависимость прошлого, от которой я не мог заставить себя избавиться.
Эту зависимость звали Дав Кентербери. Я зациклился на ней, как раньше на Джун. Я медленно приходил в себя, мои мысли были полны желания снова обладать ею. Отчасти это помогло мне выздороветь, придав мне сил преодолеть все трудности моей новой жизни.
Я сделал это.
Я прошел через все это, думая только об одном человеке, о маленькой птичке, которая была единственной, кто сбежал невредимой из моей клетки. Ну, не совсем невредимой.
Я ухмыляюсь, тушу сигарету ботинком, стоя в переулке напротив маленького дома на окраине Лос-Анджелеса. Здесь оживленно и чертовски жарко. Но мне на это насрать. Все мое внимание сосредоточено на двери этого дома, приклеено к ней, пока я жду, когда единственная жительница дома 1490 по бульвару Вествуд покажет свое милое личико.
Хочу сказать это волнительно, выворачивает мою душу наизнанку. Этот момент может изменить всю мою и ее дальнейшую жизнь. Теперь я знаю, где она живет. Больше не будет никакого бегства. Она у меня прямо в руках. Пока я жду, я вижу, как пурпурная бабочка садится на ручку ее входной двери. Очевидно, она тоже похожа на гребаную диснеевскую принцессу, привлекающую живых тварей и прочее дерьмо.
Дверь открывается, и она выходит. Длинные, ниспадающие темные локоны, блестящие, скрывают ее красивое лицо. Скорее всего, она больше не пользуется косметикой, но не перестает пытаться. Она ведет себя как женщина, которая знает себе цену, хотя по ее наряду этого никогда не скажешь. Мешковатая черная одежда скрывает ее тело, но по тому, как выглядывают запястья, я могу сказать, что она очень худенькая, даже как-то болезненно.
Она выглядит совсем не так, как раньше. Исчезли ее светло-русые волосы, сменившись черным, как смоль, цветом. Я думаю, что это ее натуральные волосы, и они выглядят очень красиво. Мой член твердеет в штанах, когда я смотрю, как она выходит из дома, в одной руке она держит небольшую продуктовую сумку. Следую за ней с интересом, когда она сворачивает в боковую аллею, я держусь вплотную позади, вдыхая остатки ее запаха, не отставая от неё. Я остаюсь в тени, чтобы убедиться, что она меня не увидит. Я не собираюсь так быстро раскрывать себя. Нет, я собираюсь играть на воображении Дав, как на чертовом инструменте, играя и дёргая за струны, пока она не начнёт думать, что сходит с ума.
Я, блядь, не могу этого дождаться.
Я вижу, как она подходит к бездомному в переулке, и мои кулаки сжимаются. Я не хочу, чтобы она общалась с другими мужчинами, но она, кажется, не боится лежащей на земле фигуры. Она протягивает ему пакет с продуктами, и они болтают, прежде чем она возвращается домой. Мой член сходит с ума от одного её вида. Шесть лет одержимости, шесть проклятых лет мечтаний о ней во снах, вернулись, чтобы преследовать меня. И теперь она здесь, олицетворение всех моих желаний, прямо здесь, на расстоянии вытянутой руки.
Теперь я не Паркер Миллер. Я давным-давно перестал быть сумасшедшим, обиженным мальчиком, который был так зол на весь мир. Теперь я Нокс. Я живу в ночи, в тени, и я больше никогда не собираюсь искать оправданий тому, кто я есть. Мой брат и его жена считают меня чудовищем. Я думаю, что они чертовски правы. И мне блядь надоело бороться с тем, что я должен был признать давным-давно, черт возьми.
Наблюдаю, как Дав исчезает в своем доме. Я не хочу уходить. Верёвки, которые привязывают меня к ней, натягиваются, туго и сильно, напоминая мне, что она единственная, у кого здесь есть власть надо мной, потому что она держит мое больное, изуродованное сердце в своих руках.
Борюсь с желанием погладить свой член и поворачиваюсь спиной к дому, в котором она живет, я не могу оставаться здесь слишком долго, не могу рисковать, тем, чтобы она заметила меня. Я должен оставаться в тени. Я так долго был терпелив, выжидая, пока не верну ее, не украду обратно, не дам ей дом, который она заслуживает, в клетке у моей кровати. Я могу продолжать ждать, сколько потребуется, черт возьми, потому что я знаю, что в конечном итоге она станет моей чертовой собственностью.
Блуждая по улице, я нахожу кафе, где я должен был встретиться с ним. Отец Мариссы, мой благодетель, бедный гребаный ублюдок, который настолько глуп, что даже не винит меня в смерти своей единственной дочери. Иногда я задаюсь вопросом, знает ли Том Ходж, что я тот, кто убил его единственную дочь. Если и так, то он никогда не показывал этого и не выказывал никаких подозрений. Его любовь к дочери затмевается тем, что он видит во мне, ну и, конечно же, деньгами. Даже после смерти Мариссы ничего не изменилось для него.
Иногда я думаю о ней, потому что мысль о ней наполняет меня незнакомой мне эмоцией — чувством вины.
Ее жизнь была единственной жизнью, которую я отнял. Не первая кровь, которую я пролил, но первый раз, когда я причинил смертельно глубокую боль, чтобы наблюдать, как ее жизненная сущность вытекает из нее. Теперь ее больше нет, так что нет смысла зацикливаться на том факте, что она мертва.