— Продолжай извиняться, — бормочет Паркер мне на ухо. — Продолжай говорить ему, что ты хочешь меня… Что ты меня выбираешь… Я тот, с кем ты в конечном итоге останешься, маленькая птичка… Мы все, блядь, это знаем. Ты моя. Моя собственность. Моя маленькая птичка.
— Нет! — кричу я.
— Да! — огрызается он в ответ. — Моя собственность… моя девочка… моя. Блядь. Женщина.
Я начинаю плакать, но он не обращает на это внимания, продолжая свое жестокое нападение на мое едва сопротивляющееся тело, растягивая меня, причиняя мне боль.
Я ненавижу его.
Я хочу его.
Я люблю его…
***
Я просыпаюсь, вздрогнув. Черт.
У меня тяжелая голова. Мой разум кажется плотным, как будто туман опустился на каждую мысль, а во рту чертовски сухо. Я тру глаза, благодаря свою счастливую звезду, что мираж и все, что последовало за ним, были всего лишь сном. Но есть что-то еще… Что-то, что причиняет боль.
Вставая с кровати, я вздрагиваю, когда чувствую странную тяжесть между ног. Моя рука проскакивает между моих бедер. Моя киска намокла, и я краснею от смущения, когда понимаю, насколько сильно меня возбудил мой грязный сон. Но есть кое-что еще. Что-то холодное и твердое. И это не в моей киске. Оно плотно засело у меня в заднице.
Я продолжаю ощупывать себя, подбегаю к зеркалу на стене и наклоняюсь над ним. И вот она, серебристая металлическая штучка с розовым хрустальным сердечком. Это пробка, и она засела глубоко внутри меня.
Моя рука взлетает, чтобы прикрыть рот, который открылся от шока. Какого хрена? У меня нет анальной пробки, так какого черта эта штука делает внутри меня? Я дергаю её, чтобы вытащить, и от ощущения, которого я никогда раньше не испытывала, у меня слабеют колени. Черт. Как я собираюсь вытащить эту штуку? И, что еще более важно… собираюсь ли я кончить, вытаскивая это из своего тела?
Я прикусываю нижнюю губу и ложусь на кровать, поднимая одну ногу к груди. Мои пальцы обхватывают основание пробки, и я начинаю дергать ее, пытаясь вытащить.
Это приятное ощущение. Так чертовски хорошо, что пока я продолжала я искусала губы до крови. За исключением того, что сейчас я не вытаскиваю её. Нет, я играю с ней, кручу её, толкаю внутрь и наружу, приближая себя все ближе и ближе к невольному оргазму. Я не могу объяснить, как игрушка застряла во мне, и беспокойство скручивает мои внутренности в тысячу узлов. Наконец, я вытаскиваю тихим вскриком, когда она выскакивает из меня. Я чувствую, как сильно это меня напрягло. Еще несколько минут, и я бы кончила от этого. Я отбрасываю её в сторону, не в силах даже взглянуть на эту дурацкую штуковину, и спешу в ванную.
Мои щеки пылают, когда я начинаю оттирать себя. Такое чувство, что я смываю годы грязных секретов в канализацию, и я тру до тех пор, пока мое тело не начинает гореть и краснеть.
Завернувшись в толстое полотенце, я возвращаюсь в спальню, и мой взгляд сразу же устремляется в угол, куда я бросила ту металлическую пробку.
Её там нет.
Мое полотенце падает на пол, когда я подношу руки ко рту. Как её может не быть? Разве я только что не отбросила её сюда в сторону? Разве она не была во мне?
Сразу вспоминаю сумочку, вора. Теперь пробка. Я схожу с ума? Что со мной происходит? Почему я не могу вспомнить самые простые вещи?
Я отодвигаю все заботы на задний план. Я не могу думать ни о чем из этого прямо сейчас. Вместо этого я сосредотачиваюсь на одном человеке, которому всегда удается успокоить мой бешеный ум.
Сэм.
Я так переволновалась, когда не нашла его на его обычном месте прошлой ночью, что сейчас скрещиваю пальцы, кладу немного еды для него в коричневый бумажный пакет и направляюсь в его переулок.
Мое сердце оживает, когда я вижу его там, лежащего на своей импровизированной кровати.
— Сэм! — Бросаюсь к нему, опускаясь на грязный тротуар перед ним на колени. Он не смотрит на меня. — Я искала тебя прошлой ночью. Где ты был? Я так волновалась.
— Мне нужно было кое-что сделать, — бормочет он, указывая на коричневый пакет. — Это для меня?
— Да. — Я передаю ему пакет, и он набрасывается на печенье. — Вчера я кое-что принесла, но тебя здесь не было. Что случилось, Сэм? Где ты был?
— Я же сказал тебе, мне нужно было кое-что сделать.
Мне кажется, или его ответ напряженный и неприветливый? В любом случае, он ясно дает понять, что не хочет дальнейших вопросов. Но я ничего не могу с собой поделать.
— О, Сэм, это ведь не из-за наркотиков, не так ли? — Он продолжает есть, отказываясь смотреть на меня. — Пожалуйста, скажи мне, что это не наркотики. Я очень волнуюсь, Сэм.
— Не беспокойся обо мне, голубка, — говорит он. — У тебя есть дела поважнее, чем беспокоиться о старике, которого все остальные были достаточно мудры, чтобы забыть.
— Я никогда не смогу забыть тебя, Сэм, — твердо говорю я ему. — Ты важен мне. Слишком важен, чтобы забыть.
Он не отвечает, просто молча ест печенье. Я думаю, он просто не хочет сегодня со мной разговаривать, поэтому я пытаюсь взять себя в руки.
— Ну, я лучше пойду, — наконец бормочу я. — Сегодня я работаю в столовой. Хочешь зайти? Сегодня вечер похлебки.
Он качает головой, не глядя на меня.
— Спасибо за еду, малыш.
— Всегда пожалуйста. — Я пинаю камешек, не зная, что делать дальше. Но Сэм даже не смотрит мне в глаза, поэтому я решаю списать сегодняшний день как плохой день для него. Я тихо бормочу "до свидания", но он не отвечает, и я возвращаюсь домой с опущенными плечами.
Остаток дня я провожу в столовой, усердно работая, чтобы заполнить больше голодных ртов, чем мы можем себе позволить. В конце дня я подписываю еще один чек на крупное пожертвование в благотворительную столовую, и заведующая, Велма, горячо благодарит меня. Я просто напряженно улыбаюсь в ответ. Чувство, что я все еще делаю недостаточно, все еще присутствует, убеждая меня, что я никогда не буду достаточно хороша.
Когда я возвращаюсь к себе, мое лицо сияет, при виде Робина, сидящего на пороге моего дома.