Я обдумываю ее слова. Она думает, что ненавидит меня, но она чертовски ошибается. Я глубоко вздыхаю, прежде чем обвить рукой ее шею. Я крепко хватаю. Она задыхается, и я чувствую, как ее горло открывается для вдоха, которого я не дам ей.
— Ты не указываешь мне, что делать, Голубка, — говорю я. — Ты никогда не могла. Помнишь? Я все помню. Как ты ходила за мной по пятам, как потерявшийся маленький ягненок. Как отчаянно ты нуждалась во мне. Как сильно ты, блядь, хотела меня. И вот я вернулся. И ты не можешь продолжать убегать.
— Я собираюсь заявить на тебя, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Я собираюсь вызвать полицию.
Мое сердце бьется с бешеной скоростью. Я помню ночь на свалке. Тело Робина. Как избавился от него, как будто он ничего не значил. Он значил для нее все. С этим покончено. В жизни Дав нет места ни для кого другого. Только. Я.
— Ты серьёзно? — Спрашиваю я с ухмылкой. — Ты собираешься донести на меня, Голубка? Почему бы тебе не сделать это прямо сейчас?
Я достаю телефон из кармана и набираю 911. Я протягиваю ей телефон, моя улыбка не ослабевает, пока я жду, когда оператор нажмет на кнопку.
— 911, что у вас случилось?
— Говори, — бормочу я Дав. — Скажи им. Скажи им, и все закончится здесь и сейчас.
Глава 17
Дав
Это как мираж. Плод воображения. Не может быть, чтобы это был тот самый безумец, который разрушил мою жизнь восемь лет назад. Но мои глаза не лгут. Паркер — Нокс стоит передо мной во плоти. Каким-то образом он пережил ту осень на Гавайях, и теперь он вернулся, чтобы преследовать меня. И что-то подсказывает мне, что на этот раз он не сдастся.
Я судорожно сглатываю. Оператор спрашивает, все ли со мной в порядке. Нокс смотрит на меня со своей кривой улыбкой, жестокими глазами и несправедливо красивым лицом. Я хочу расцарапать это лицо. Я хочу испортить его, как он испортил мое. Но я недостаточно смелая.
— Простите, случайно вышло, — бормочу я в трубку.
Ничего не сказав, Нокс заканчивает разговор и кладет телефон в карман. Он не говорит о том, что только что произошло, и я смотрю в пол, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. Но они не падают. Я им этого не позволяю.
— Короче, вот как это будет с этого момента, Голубка, — говорит он, нежно беря меня за подбородок руками, откидывая мою голову назад, так что я вынуждена смотреть на него.
Но я не хочу. Я не могу смотреть на него. Я не могу смотреть в его темные глаза. Я закрываю свои, отказываясь уделять ему больше своего внимания.
— Ты будешь хорошей девочкой для меня, какой была тогда и все эти годы. Прямо сейчас ты зайдешь внутрь и скажешь этому придурку, с которым ты пришла, что тебе нужно уйти домой. Если ты хочешь сказать ему, что все кончено прямо сейчас, я подожду. В противном случае ты сделаешь это завтра.
— Я тебе не принадлежу, — шиплю я на него. — Ты не будешь указывать мне, что делать.
— Подумай еще раз.
Его хватка перемещается к моему горлу, жестко, безжалостно, сжимая мою шею. Внезапно я не могу удержаться от осознания того, что мне это нужно. Темнота, от которой я пыталась убежать всю свою жизнь, поражает. Теперь этому конец.
— Я вернулся, и тебе, блядь, хватит с этим бороться. Поняла это?
Пальцы напрягаются. Угрожающие слова срываются с его губ. Он мрачный, зловещий и такой чертовски возбуждающий. Это первая вспышка искушения, которая у меня была за многие годы. И я должна была догадаться, что это будет исходить именно от него… Он мое проклятие.
— Отпусти меня, — шепчу я, но это больше для вида, и, конечно, он не делает ничего подобного. Вместо этого он смеется мне в лицо, позволяя своим пальцам блуждать по моей шее, по моим губам, раздвигая их.
— Пососи мой палец, — бормочет он, а когда я не делаю этого, он поднимает руку, как будто собирается дать мне пощечину. Я вздрагиваю, но пощечины так и не следует. Тогда я открываю свой нуждающийся рот и смыкаю губы вокруг его большого пальца, когда он засовывает его внутрь. Я начинаю сосать. Медленно, нерешительно, но, тем не менее, сосать.
— Правильно, ты, маленькая чертова шлюха. Ты стала лучше в этом, не так ли? Много практиковалась?
Мои глаза находят его, молча умоляя об отсрочке, которую, я знаю, он мне никогда не даст. Он ухмыляется, в то время как его палец продолжает путешествовать. Теперь он переходит к моему шраму. Он насмехается надо мной, прикасаясь к нему, вдавливая в него пальцы, ухмыляясь мне, когда видит боль в моих глазах.
— Я сделал это с тобой, — говорит он. — Это прекрасно. Может быть, я добавлю еще.
— Не надо, ты больной…
— Заткнись. — Рука вернулась, молчаливое предупреждение повисло в воздухе, навсегда напоминая мне, что теперь я в его власти. — Ты мне не отвечаешь. Попробуешь это еще раз, будешь сильно наказана. Встань к задней стене, прямо сейчас, черт возьми.
Я повинуюсь ему, потому что ничего не могу с собой поделать. Я прижимаюсь спиной к кирпичу, глазами молча умоляя его остановиться, хотя мы оба знаем, что он этого не сделает. Я не знаю, реально ли это. Это, должно быть, мой кошмар. Просто не может быть, чтобы Паркер на самом деле был здесь.
Он заканчивает эту маленькую фантазию, когда говорит мне раздвинуть ноги. Рука снова поднимается, и я подчиняюсь, слишком боясь того, что произойдет, если я этого не сделаю. Я прекрасно знаю, на что он способен. Я до сих пор ношу на себе шрамы от его гнева.
— Правильно, — бормочет он, еще сильнее раздвигая мои бедра. — Держу пари, ты уже чертовски мокрая, не так ли?
— Нет. — Я смотрю на него, крепко зажмурив глаза, когда он просовывает руку мне между ног. Черт. Черт. Боже. Этого не может быть. Это. Не может быть. Реально.
— Давай посмотрим, насколько ты большая лгунья.
Одним легким движением он срывает мои трусики с тела. Теперь я беззащитна перед ним. Он задирает моё платье, оттягивая момент, пока не почувствует мое возбуждение. Но потом он это делает. Наконец-то. Я почти испытываю облегчение, когда слышу его мрачный смешок у своего уха.