Я прижимаю край лезвия к своей коже. Всё так легко, и блаженная боль берет верх, настолько подавляющая, что я могу отключиться от боли потери Сэма, потери Робина. Я режу глубже. Бритва скользит по моей коже с такой легкостью, что это почти облегчение. Со вздохом я смотрю, как кровавые капли стекают в канализацию.
— Какого хрена ты делаешь, Дав?
Я хочу посмотреть на него, но не могу. Я слишком устала. Лезвие выскальзывает из моих пальцев, и вода стекает по моему новому порезу, новому шраму на память о Сэме. Я забыла, что я голая. Нокс видит меня такой, уязвимой и незащищенной. Все это больше не имеет значения, потому что бритва сделала свое дело. Я больше не чувствую боли от потери. Я сосредотачиваюсь на физической боли, на поврежденной коже, кровоточащем порезе. И я говорю себе, что все будет хорошо, прекрасно зная, что я лгу себе.
Но что еще я должна делать?
Глава 20
Нокс
— Перестань ерзать. — Я хватаю ее за руку и осматриваю ее вблизи. — Блядь, Дав. Зачем ты это сделала? Где твоя аптечка?
Она что-то бормочет в ответ, когда я сажаю ее на стул, и я понимаю, что она закрылась и не сможет дать мне ответы, в которых я нуждаюсь. Я роюсь в ее шкафах, пока не нахожу набор. Она даже не морщится, пока я дезинфицирую порез. Я наношу немного антисептического крема и перевязываю его, и все это время Дав просто сидит там, ее глаза где-то далеко.
Дав все еще обнажена, но сейчас не время любоваться ее телом. Я спрашиваю ее, может ли она ходить, но она не отвечает. Поэтому, я беру ее на руки, как делал это в больнице, несу ее наверх, в ее спальню, и она не сопротивляется мне. Уложив ее в постель, я накрываю ее одеялом, не зная, что делать дальше. В комнате есть кресло, где я мог бы поспать, но когда я двигаюсь, чтобы уйти, ее пальцы запутываются в моей футболке, и она тянет меня назад.
— Не уходи, Нокс.
Простые слова, но такие мощные. Того факта, что она использовала мое новое имя, достаточно, чтобы мой член набух, а яйца напряглись. О, как я хочу трахнуть ее прямо сейчас. Я забираюсь на кровать рядом с ней, борясь с каждым инстинктом внутри моего тела, который говорит мне просто сделать это. Воспользоваться преимуществом, взять то, что принадлежит мне, и не обращать внимания на то, хочет она этого или нет. Но я не могу заставить себя сделать это. В самый слабый момент Дав, моя человечность подняла свою уродливую голову. И я просто не могу причинить ей больше боли, чем ей уже причинили.
Я ложусь, моя голова на ее подушке, и она обнимает меня, практически лежа на мне, что является чертовской пыткой для моего и без того твердого члена. Но в тот момент, когда я опускаю голову, правда о том, что произошло, поражает меня, как удар под дых.
Сэм ушел. Мой единственный друг мертв. А я даже ничего не предпринял. Это была не моя вина. Но так ли это было?
Может быть, мне следовало сказать Дав, как сильно он боролся с зависимостью. Может быть, мне следовало оказать ему больше помощи. Может быть, может быть, может быть… Сейчас я ничего не могу изменить. Он ушел. Я все, что осталось у Дав. Именно так, как я, черт возьми, и хотел.
Я стону, едва издав звук, но молюсь, чтобы Дав не услышала. Часть меня задается вопросом, действительно ли я виноват в этом, потому что я хотел ее для себя. Что ж, мое гребаное желание исполнилось. Но какой ценой?
Я не плакал уже чертовски давно, но сегодня я чувствую, что мог бы. Я чувствую потерю Сэма глубоко в своей душе, там, где это болит больше всего. Я заставляю себя задвинуть это на задворки своего сознания, где оно больше не может меня ранить. Сейчас я не являюсь приоритетом. Дав мой приоритет.
Вскоре после этого ее дыхание становится глубже, и я понимаю, что она спит. Она, должно быть, сильно устала после проведенной ночи, я же никак не могу уснуть. Поэтому я осторожно высвобождаюсь из ее объятий, и она порывисто поворачивается на бок. Я снова укрываю ее одеялом, укутываю. Выражение ее лица обеспокоенное, но она определенно спит.
Я спускаюсь на кухню и наливаю себе стакан воды. Стук раздается как раз в тот момент, когда я пью прохладную жидкость, и мне интересно, кто, черт возьми, это может быть, я направляюсь к входной двери, если у этого дерьмового фотографа хватит наглости появиться здесь сегодня вечером, я могу увеличить количество убитых до завтрашнего утра.
Мои инстинкты не ошиблись. Я открываю дверь и нахожу придурка на пороге Дав.
— Что тебе надо? — Мой голос звучит хрипло, и я ничего не делаю, чтобы улучшить впечатление. Брови парня хмурятся, когда он видит, что я стою там, и он оглядывается на меня, ища ее.
— Где Дав?
— Она спит. — Не то, чтобы это было твое чертово дело. — Чего ты хочешь?
— Поговорить с ней.
Вот тут то, я понимаю, что парень выбит из колеи, ухмыляюсь про себя. О, если бы только Дав могла видеть его сейчас. Эта иллюзия идеального плейбоя-миллиардера развеялась бы в считанные секунды. Но я не собираюсь будить ее только для того, чтобы она увидела, в каком беспорядке ее почти-парень.
— Она спит, — снова говорю я ему. — Сейчас середина ночи. Я предлагаю вызвать тебе Uber и отправиться домой.
— Мне нужно ей кое-что сказать.
— Сейчас не время. У нее только что были ужасные новости.
— О Робине?
— Нет, — ворчу я. — О ее друге, Сэме.
— О ком?
Этот кусок дерьма ничего не знает о Дав, и будь я проклят, если позволю ему побеспокоить ее.
— Тебе нужно убраться восвояси.
— Ты мне не указ. — Он почти бросается на меня, но в последнюю секунду теряет равновесие. Этот придурок выглядел бы чертовски устрашающе, если бы не стоял на шатающихся ногах, близкий к тому, чтобы потерять сознание. — Кто ты, черт возьми, вообще такой?