Я запираю за собой дверь. По привычке я проверяю каждую комнату. Все они пусты. Я одна. Борясь с чувством разочарования, я снимаю платье и со вздохом снимаю лифчик. Я забираюсь под простыни в одних черных кружевных стрингах, обхватив пальцами вибратор, который купила на прошлой неделе.
Я женщина, и у меня есть потребности, и я собираюсь удовлетворить их. К черту то, что говорят другие. Я включаю игрушку, и она оживает. Закрыв глаза, я отодвигаю ткань своих стрингов в сторону и играю со своим клитором, нажимая на вибратор. В одно мгновение меня захлестывают облегчение и удовольствие. Отвратителен, тот факт, что это единственное, что заставляет меня чувствовать себя полноценной.
Я превратилась в игрушку. Но эта игрушка играет только сама по себе.
Я чувствую себя какой-то могущественной, когда отвечаю за свое собственное тело. Извлекаю стон за стоном. Теперь власть в моих руках. Жаль, что я не могу контролировать, куда направляются мои мысли.
И снова я ловлю себя на том, что мои мысли крутятся вокруг Нокса. Что я сделала с ним, что он сделал со мной. Как мы испортили друг другу жизнь безвозвратно. Большая часть меня хочет ненавидеть его, но есть части, и эти части настроены чертовски решительно, которые хотят его, нуждаются в его возвращении. Я мечтаю о нем. Ночью он снова в моей голове, контролирует меня, дергает за ниточки, которые заставляют мое тело подчиняться ему без вопросов.
Я одержимая женщина. И я знаю, что из этого нет выхода, это ад, который я сама создала, которого я никогда не смогу избежать. Но, тем не менее, это слабое утешение, знать, что я больше не подпущу его к себе. Он не сможет причинить мне вреда, если его не будет рядом. Он не сможет продолжать забирать людей, воспоминания, он не сможет разрушить мое будущее, если его здесь нет.
Мои глаза распахиваются, игрушка непрерывно жужжит у меня между ног. Я хочу освобождения, которое сдерживаю, и все же это кажется пустой тратой времени, потому что мой преследователь не смотрит.
— Пошел ты, Нокс, — бормочу я, слова едва громче шепота. — Я тебе не принадлежу.
Зная, что я лгу себе, я приближаю себя к оргазму. Я на волосок от того, чтобы кончить, от того, чтобы доставить себе удовольствие, которого я не заслуживаю. Это будет слабым утешением за то, что я сделала с собой. За то, что вычеркнула Нокса из своей жизни.
Начинается кульминация, и я убираю свою игрушку, отказывая себе. В моих мыслях плавают его образы. Нокс доводит меня до белого каления, даже когда я заставляю его держаться подальше. Я упрямо отодвигаю игрушку и заставляю себя думать о Рафаэле. Какой он невероятно красивый, с его темными волосами, ясными карими глазами, идеальным цветом лица. Как он возвышается надо мной, его широкие плечи, само его присутствие защищает. Его глубокий голос, его успокаивающие слова. Он мог бы быть тем самым.
Но это не так.
Тем не менее, я стискиваю зубы и заставляю себя думать о нем. Я думаю о Рафаэле, когда вздохи срываются с моих губ, а неизбежный оргазм угрожает разорвать меня на части.
— Пожалуйста, — шепчу я никому, кроме себя. — Пожалуйста, заставь меня кончить.
Я стискиваю зубы, зная, насколько я близка к цели. Я почти на грани и когда я кончу, не думая о том, кого не должно быть у меня в голове, я буду свободна. Свободна от контроля Нокса надо мной.
За исключением того момента, когда я думаю о его возвращении.
Он смеется надо мной. Он издевается надо мной за то, что я думаю о ком-то другом, когда мы оба знаем, что он единственный для меня. Его невидимые пальцы берут игрушку и приближают меня, играя с моей совестью. Я хочу этого. Я хочу этого.
Я хочу его.
Я борюсь со слезами, когда оргазм пронзает мое тело. Мои зубы впиваются в нижнюю губу, и я заглушаю свой собственный крик удовольствия и разочарования. Мой оргазм, на этот раз, беззвучный.
Но Нокс все равно победил.
Глава 35
Нокс
У меня появилась новая навязчивая идея. Можно назвать это почти полезным. У маленькой девочки Вилы тяжелая жизнь. Она напоминает мне меня самого, о том, что я пережил в том возрасте. Как я обнаружил темноту глубоко внутри себя, и как я был вынужден подавить ее много лет спустя, когда мой отец узнал об этом. Но дело тьмы в том, что если вы отгораживаетесь от нее, она гноится и разлагается. Это то, что случилось со мной, и я не могу позволить, чтобы это случилось с Вилой.
Пока я держусь от нее на расстоянии. Я скоро снова свяжусь с ней, но сначала мне нужно побольше узнать об этой девочке, о том, как она живет, и о людях, которые ее окружают.
В одном я уже уверен, ее так называемые родители куски дерьма. Я видел, как ее отчим бил ее, и мне потребовалось все, что у меня было, чтобы не ворваться в их дом и не вырвать ее из его жестоких когтей. Ее мать наркоманка, но не в том тихом, пристыженном виде, каким был Сэм. Маме Вилы на это насрать. Она нюхает кокаин на глазах у своей дочери. Она употребляет все, что попадется ей под руку, лишь бы постоянно находиться в состоянии оцепенения. Ее дочь брошена на произвол судьбы.
Ей, должно быть, лет шесть или семь. Она ходит в школу одна, а я следую за ней в тени, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Она храбрая. Она никому не позволяет себя унижать и обижать. В школе она одна. Иногда она ест свой обед в туалете. Иногда сидит одна в закрытой зоне отдыха рядом со школой.
Я жду, когда закончится школьный день, и она пойдет домой, тогда-то я и выхожу из тени. Она сразу замечает меня, широко улыбается, когда ее глаза встречаются с моими.
— Привет, Вила.
— Привет, — отвечает она, все еще немного настороженно. — Твой шрам заживает.
Я киваю, хотя это чертовски больно, потому что это напоминает мне о том, сколько времени прошло с тех пор, как я разговаривал с Дав.
— У меня для тебя кое-что есть.
Ее глаза загораются, когда я вытаскиваю мятый коричневый бумажный пакет. Я заметил, что она ест только в школе. Ее мать даже не интересуется, голодна ли она, и в их доме редко есть еда.