Во мне вдруг просыпается старая решительная и не менее упрямая Маша. Плюхаюсь рядом с Мариком, угодив попой в снег. Кладу руку ему на плечо и умоляюще шепчу:
─ Марк, хороший мой, я так благодарна тебе за все то счастье, которое ты мне подарил, но прошу, не надо портить себе жизнь. Я не то, что тебе нужно.
─ Какая же ты упертая, ─ взвивается он и резко захлопывает крышечку. Я вздрагиваю, но обнимать его не прекращаю.
Кладет злосчастную коробочку у моих ног.
─ Пусть пока здесь полежит. Думаю, скоро ты изменишь свое мнение обо мне и, возможно, не захочешь принять кольцо уже по совсем другим причинам, но сейчас давай просто поставим мое предложение на паузу и поговорим начистоту. На самом деле ты многого обо мне не знаешь.
─ О чем ты?
─ Ты считаешь мою жизнь полноценной и счастливой? ─ спрашивает он пытливо, внимательно наблюдая за выражением моих глаз.
─ Конечно, да, ─ киваю я, чувствуя, что земля под нами сейчас разверзнется.
─ А что если я скажу, что несколько лет назад был таким же, как ты? Что так же мучился чувством вины?
Глава 16. Эта жизнь. 16.2
Шизофреники ─ невероятные существа с суперспособностями. Психика любого шизофреника очень подвижна, а потому мы способны играть в бога, распутывать теории заговора, которые сами же и нагородили, или почти буквально стать другим человеком ─ влезть в его шкуру. Я не слушала рассказ Марика: я стала им и увидела все, что видел он, прочувствовала это кожей. Я прошла по его пути и встретила саму себя, когда была совсем не в себе.
***
Сминаю в кулаке салфетку и швыряю ее на землю. С меня хватит! Тело подбрасывает в воздух как на пружинах. Хватаю ее за руку и тащу прочь от веселой компании, которая смеется, пьет и отрывается на полную катушку. Она упирается, а эти падальщики, мои так называемые друзья, притихли и пялятся на нас в предвкушении очередной позорной сцены. Он тоже смотрит ─ чей-то знакомый, имени которого я не знаю, и тот с кем она флиртовала так нагло, что этого только слепой не заметил бы.
─ Марк, что на тебя опять нашло? ─ зло шипит она, завязая голыми ступнями в песке и пытаясь вывернуть запястье из моих сведенных судорогой пальцев.
Не обращая внимания ни на её крики, ни на компанию, которая осталась позади, тащу невесту к воде. Мне до смерти надоело чувствовать себя вечным рогоносцем на минималках. Еще и месяца не прошло с того дня, когда я застал ее целующейся с моим концертмейстером. Тогда я не только проиграл конкурс, но и решил положить всему этому конец. Мы расстались…но ненадолго. Она пришла ко мне со слезами и примирительными поцелуями с ярким привкусом вины, которые жгли и ласкали тело, и я вновь сдался. Простил в очередной раз. Каждое такое прощение вело меня к пропасти, а её ─ к могиле.
И вот моя девушка вновь переглядывается с другим, мило ему улыбается и делает комплименты стальному прессу, который он демонстрирует всем подряд.
─ Ты опять делаешь из меня идиота, ─ ору я, чувствуя, как голова загорается, а в глазах пачками лопаются капилляры.
─ Ты чертов параноик, ─ отвечает она не менее громко и яростно и рывком выдергивает из моих пальцев запястье, на котором теперь горят пунцовые следы.
─ Я все вижу! ─ кричу я, но уже почти беспомощно. Чувствую себя ребенком, который может только реветь от несправедливости, но исправить что-то бессилен.
Она всегда переворачивает все так, словно её флирт и мелкие измены ─ это моя вина, либо пытается внушить, что я все надумал.
─ Видишь, да? ─ шипит мне в лицо токсично и саркастично. Голубые глаза сверкнули презрением, а губы тронула презрительная усмешка. ─ А может, дело в тебе? Может, дело в том, что мне с тобой скучно? Я сыта по горло твоими партитурами и занудством. Ты сам не отрываешься и меня утягиваешь в свое болото!
Разворачивается, провернувшись на босых пятках и, брызжа песком, быстро идет к накрытым поодаль от воды столам. Хватаю ее за руку и с силой дергаю, развернув лицом к себе.
─ Что, еще захотел? ─ рвано выкрикивает она, задыхаясь от зашкаливающего сердцебиения. ─ Так будет тебе еще, Марик! В койке ты ни о чем! Илья лучше.
Про Илью, моего лучшего друга, она сказала совсем тихо, но мне показалось, что прокричала на весь мир. Песок под ногами ─ раскаленная лава, а воздух такой густой от гнева, что мне теперь нечем дышать.
Вместо того чтобы застыть, ошарашенным новостью о внезапно открывшемся предательстве, или просто уйти, как и должен поступить любой настоящий мужик, выдаю реакцию, которую и сам от себя не ожидал. Взвожу руку и отвешиваю ей звонкую оплеуху. Это мой первый в жизни удар, если не считать детских потасовок, и предназначается он девушке, которую я безумно люблю.
─ Прости, ─ бормочу я, выпустив её руку из пальцев.
Окатывает меня полным ненависти взглядом и, зажав пылающую щеку, несется к реке, которая сегодня бесится, как и моя душа, что нашпигована иголками, как какая-нибудь кукла Вуду. Я стою на берегу, словно завязший в зыбучем песке, и наблюдаю, как ее тело пожирают бьющие белыми пенными гребнями волны. Что-то внутри плачет и скребется, умоляя броситься за ней и спасти, но я слишком зол и разочарован, а потому просто смотрю, как она рвется к оранжевым буйкам, что дрожат на серой воде. Я точно знаю, что она до них не дотянет, и просто слежу за головой, которая мелькает над волнами. Каждую секунду обещаю себе, что сейчас отомру и кинусь за ней, но меня отмораживает, только когда глаза теряют ориентир в виде ярко-малиновой макушки…
Момент, когда волны утянули ее за собой, я не забуду никогда. Внутри что-то оглушительно дзынькнуло и порвалось. Я рухнул на песок и впал в забытье, темное, холодное, раскинувшее свои жалящие щупальца сквозь время и пространство.
Дни слились в один бесформенный комок. Родные заставляли меня есть, принимать душ и изредка даже вытаскивали на улицу. Все же остальное время я проводил во сне. То был анабиоз, в котором мне было хорошо, если не считать одного момента: пальцы дико болели и пульсировали. Я не то чтобы не мог играть, а готов был их отрезать. Собственно, однажды сестра и застала меня за попытками отрубить безымянный палец обычным кухонным ножом. Я вопил и плакал, пока отец держал меня окровавленного и обезумевшего, а сестра звонила в скорую психиатрическую помощь.
Они всё надеялись, что я смогу снова сесть за инструмент, если подлечусь, и вместо того, чтобы просто упечь несчастного безумца в знаменитый на весь город «красный дом», отец устроил меня в лучшую психушку Златоглавой. Так я попал в место, в народе прозванное «Канатчиковой дачей». Там я уже не предпринимал попыток навредить собственным рукам. Впрочем, это неудивительно ─ меня держали на таких дозах лекарств, что я только и мог, что пускать слюни и смотреть в одну точку. А потом настал день чуда.
Меня вели по коридору ─ точнее, тащили в душевую, потому что мыли и кормили все так же принудительно. Я увидел её, и моя затуманенная, истерзанная психика приписала девушку к ангелам. Темноволосый ангел с огромными голубыми глазами, в которых я увидел отражение собственных страданий. Что-то было в ней такое родное и привычное. В тот момент я понял, что прошел весь этот путь, финалом которого стала психушка, не просто так. Я должен был сделать все возможное, чтобы освободить ее, ведь девушка страдала в этих стенах так же как и я.
Я почувствовал себя новорожденным. В больном разуме что-то замкнуло, щелкнуло, взорвалось и встало на место. Я убедил их всех в своей полной дееспособности. Окружающим я стал казаться даже еще более нормальным, чем был, вот только игру на инструменте эмитировать не мог, но родным было не до этого ─ они были счастливы, что я вернулся.
Когда мне удалось вырваться из мягких стен, я принялся искать ее, но Маша, так звали моего ангела, затерялась в огромном муравейнике, кишащем потерянными душами. Единственное, к чему я мог прикоснуться, ─ это отзвуки её прошлого: то была история аморального и безумного поступка, которую полоскали на всех новостных говносайтах. Такому обычно ужасаются, но меня восхитила её способность любить наотмашь, страстно и беззаветно. Я решил занять его место, чего бы мне это ни стоило.