Я так долго держалась, что никакого терпения уже не осталось. Припадаю к губам, слизывая жирный, пахнущий вишней вазелин, а он отвечает мне жадно и так по-настоящему, скользнув языков в мой жаждущий ответной реакции ротик.
Я так хочу, чтобы это был истинный порыв страсти, но Дима так много и часто мне врал, что я все же прерываю так нужный мне поцелуй.
Дима смотрит на меня непонимающим взглядом, в котором я вижу и сожаление, и желание. И то и другое сложно подделать, но я все же уточняю:
─ Это очередная уловка, да?
─ Не понимаю, о чем ты, ─ Дима смотрит мне в глаза, и меня выворачивает наизнанку.
─ Ты хочешь таким образом сбежать?
─ Нет, ─ мотает головой. ─ Я, наоборот, хочу побыть с тобой. У нас же свидание сегодня. Помнишь? ─ улыбается так мило.
Свидание. Оно все-таки случилось. После всего, что Дима сделал, я все же дала ему шанс. Простила все обзывательства, и даже, что он порвал мне руку зубами, хотя руки для будущего хирурга ─ это святое. Ведь если любишь, надо верить. Я верю ему, но не доверяю. Мне так хочется, чтобы у Димы получилось наладить доверие между нами.
─ Знаешь, человек может врать очень правдоподобно, но доверять можно лишь реакциям тела. На этом принципе основана работа детектора лжи. У меня нет полиграфа под рукой, но твое тело может подсказать мне, врешь ты или нет.
─ Я тебе не вру, ─ уверяет меня Дима и смотрит умоляюще.
─ И что же ты ко мне испытываешь? ─ спрашиваю я и делаю еще глоточек вина.
─ Я люблю тебя, ─ упрямо повторяет он то, что говорит уже несколько дней. ─ Ты же знаешь.
─ Любишь, да? ─ сощуриваюсь я. ─ Но ты же знаешь, что я не из тех, кто верит словам. Я привыкла все проверять опытным путем.
─ Что мне сделать, Маш? ─ не понимает он, а на лбу проступают мелкие бисеринки пота. ─ Я не понимаю, правда.
─ Сейчас покажу.
Я вскакиваю, хватаю подол своего струящегося платья и тащу его вверх. Мгновение, и алый шелк падает на пол, а я предстаю перед ним во всей обнаженной красе. Встаю так, чтобы Дима мог все рассмотреть и игривым тоном спрашиваю:
─ Тебе нравится?
─ Очень, ─ отвечает хрипло.
─ Незаметно, ─ разочарованно протягиваю я, скользнув взглядом по его паху и не заметив никакого возбуждения. ─ Я тебя не завожу.
─ Заводишь, ─ отвечает, сглотнув ком, который мешает говорить, ─ но я хочу большего.
─ Неделю назад, ты готов был рвать мою плоть зубами, ─ отвечаю холодно, пока еще следуя доводам разума, ─ а теперь хочешь эту плоть совсем в другом смысле?
─ Я был дураком. Прости меня, Маш. Прошу, дай мне еще шанс. Нам будет хорошо вместе, ─ робко умоляет Дима и смотрит так, что у меня ноги начинают дрожать.
Еще один шанс? Последний шанс. Его ведь все заслуживают. Ладно, не все: папочка мой вот недостоин, а Дима ─ да.
Я молча оседлываю его бедра, стаскиваю пижамные брюки и дотрагиваюсь до вялого члена кончиками пальцев.
─ Такого второго шанса ты хотел?
─ Да! Прошу тебя, продолжай, ─ просит севшим от волнения голосом.
Я расстегиваю пуговицы на рубашке и касаюсь губами вздрагивающей венки на шее, а колечком из пальцев ласкаю тяжелеющий член.
─ Как хорошо, ─ стонет он, сотрясая свои путы. А это чертовски заводит. ─ У тебя волшебные руки. Такие чувственные.
Мне так хорошо от его слов, что я решаю сделать Диме совсем уж приятно. Соскальзываю к увеличивающемуся в размерах члену и начинаю ласкать головку ртом, облизывая ее как большой сочный леденец. Отзывается на ласки стонами и подергиваниями, заводя меня все сильнее. Я ведь уже больше месяца на самообслуживании. Можно было, конечно, встретиться со Стасом на часок, но я не могу вот так просто пойти и изменить любимому, даже если очень хочется мужской ласки.
Когда понимаю, что его «часовой» стоит колом и готов пощекотать мой животик изнутри, вновь сажусь на него верхом и трусь о напряженную плоть уже попкой.
─ Прошу тебя, развяжи руки, чтобы мы могли заняться этим полноценно, ─ просит Дима, пожирая меня глазами.
─ Нет, любимый, я сама все сделаю. Так даже лучше. Если ты действительно меня любишь, то финишируешь и от такой близости.
─ Я тебя очень хочу, ─ вновь повторяет Дима, плавя мое сердце и превращая его в огромный кровяной сгусток.
Я приподнимаюсь, разогнув колени, хватаю его «молодца» у головки и направляю в себя. Сажусь медленно, наслаждаясь его смачными стонами.
Двигаюсь неспешно, считывая его реакцию. В такие моменты любой мужик беззащитен и максимально откровенен. Тело не врет: если бы Димочка меня все еще ненавидел, никогда бы так не возбудился.
─ Пожалуйста, быстрее, ─ умоляет он, когда томление становится настоящей пыткой.
Максимально ускорив темп, для большего куража ласкаю пальцами собственные соски, представляя, что это делают его язык и руки.
Бурный оргазм сворачивает меня в крошечный бумажный комок, и я в изнеможении падаю ему на грудь, чувствуя, как внутри тела пульсирует теплый поток.
─ Умоляю, позволь мне тебя обнять, ─ просит Дима, еще не отдышавшись.
Знал бы он, как я этого хочу: жажду довериться ласковым рукам и прекратить весь этот кошмар. Я безумно устала.
Поднимаюсь, развязываю ему одну руку и заваливаюсь рядом, положив ее себе на попку. Дима вскрикивает от боли ─ суставы стали «деревянные». Нужно время, чтобы привести все в норму. Ничего. Оно у нас есть. А теперь я должна немножко поспать.
***
Распахиваю глаза и всматриваюсь в темноту. Никак не могу понять, что меня разбудило. Что-то определенно не так. Мне холодно и неуютно. Все хорошо, сейчас повернусь набок, обниму его, такого моего, и вновь засну. Мы ведь теперь по-настоящему вместе, и все остальное неважно.
Протягиваю руку к соседней подушке и нахожу только лишь ком из смятой влажной простыни. Должно быть, это просто сон, но под ладонью ясно чувствуется веревка ─ она теперь не натянута, а просто валяется рядом.
Прислушиваюсь к пожирающей меня темноте ─ шорохи. Разочаровывающие шорохи где-то в коридоре. Сердце внутри меня превращается в шмат сырого фарша. Его перемололи в блендере, но я каким-то непостижимым образом еще жива, хотя такая боль смертельна. Лежу убитая. Он предал меня, и на все теперь наплевать.
Внезапный импульс заставляет меня сесть. Боль трансформируется. Вот ушло уныние, и образовавшаяся полость заполнилась обидой и злостью, которые, в свою очередь, слились в один липкий тяжелый комок. И это жуткое ядро, распирающее грудную клетку, раскалилось, став злым красным солнцем: сгустком чистого гнева.
Я соскакиваю с кровати, достаю из-под матраса запасные глушащие шприцы и несусь в коридор. Включаю свет и вижу, как он пытается открыть замки. Затекшие руки слушаются плохо, а замки хитрые, и Дима, судорожно хватая воздух ртом, продолжает непослушными мокрыми пальцами бороться с механизмами.
Поняв, что все кончено, он резко оборачивается и оскаливается как дикий зверь. Я, не сводя с него глаз, снимаю колпачки с двух иголок сразу. Это лошадиная доза, но мне плевать.
─ Не подходи ко мне, ─ рычит он, испепеляя меня ненавидящим взглядом. ─ Подойдешь, убью!
Это не просто угроза. Если я помешаю ему уйти, Дима и правда свернет мне шею. Ну, по крайней мере, попытается. Пофиг. Все рухнуло. Ничего больше нет, кроме наших с Димочкой счетов. Он предал меня. Растоптал как женщину. Уничтожил все, над чем я так долго работала. Теперь уйти не получится. Пусть Дима не мой и никогда таковым не станет, но я никуда его не отпущу.
Заношу руку со шприцами и с отчаянным визгом несусь на него. Я словно огненный ветер и готова смять его, наплевав на разность габаритов.
Перехватывает мою руку, сжимает ее до острой боли и для утверждения эффекта сокрушает мою кисть о стену. Шприцы вылетают из пальцев, которые этот гад точно сломал, и укатываются под обувницу.
Смотрю в его налитые кровью глаза и не могу поверить в происходящее. Как такое может быть? Мы были так близки, и все было так нежно и искренне, а теперь передо мной бешеный бык, который готов насадить меня на рога.
Отшвыривает меня от себя, и я больно ударяюсь затылком о стену. Сквозь туман вижу, как Дима открывает последний замок, а потом зрение становится четким до боли ─ на расстоянии вытянутой руки к стене привален кусок трубы, который остался от монтажа поручня, к которому он был привязан все это время.