«У них было всего минуты три! — убеждал он себя. — И Зелме нужно было полностью сконцентрироваться на самоспасении, вместо того чтобы вспомнить невзначай сказанную мной фразу про импланты и увязать её со своим пленением… И даже если она это сделала, им просто не хватило бы времени, чтобы вырезать маяк, не повредив при этом лёгкое… И обстрел был сплошным, чтобы не оставить им ни единого шанса… И лазерами я приказал там всё зачистить… Они просто не могли выжить! Не могли!»
Но сомнение всё равно оставалось.
«Ну что ж, подождём, — решил Фокс и пошёл к двери зала. — Если все машины взлетят без проблем, можно будет вывезти оттуда прочие наши силы и дождаться прибытия подкрепления. А уж крейсер-то сотрёт с лица планеты хоть полконтинента. И тогда здесь начнём править мы».
Но сомнение Фокса имело две стороны. И вторая из них заключалась в том, что ожидаемая армада может прийти в эту звёздную систему с федеральным космофлотом на хвосте. Или не прийти вообще.
Однако главарь мятежников предпочёл пока об этом не задумываться.
У него были более важные дела: пообедать, отдохнуть, вечером снова встретиться со сталками, а потом поспать и набраться сил перед предпоследним днём формального подчинения планеты Федерации. Точнее, Фокс очень надеялся на то, что следующий день будет предпоследним в этом плане и ничего катастрофичного не произойдёт.
Очень надеялся.
* * *
Лес (9,5 километров к северо-западу от Сталочной), 14:21.
— …План простой, — сказал Миронов по оперативной связи. — Захватываем истребитель, затем я и капитан Видевская садимся внутрь и вылетаем, а вы выдвигаетесь вот по этому пути… — На компьютеры шлемов упал пакет информации, сразу высветившийся пунктирной линией на карте в углу экрана-щитка. — Код для связи я вам сбросил вместе с маршрутом. Постарайтесь не попасться. Всё поняли?
— Так точно! — хором ответили солдаты.
…Они выжили. Они убежали. Они смогли.
Ракеты тогда взрывались рядом с ними, наверное, минуты три. Но остановиться или хотя бы замедлить бег значило неминуемо погибнуть в этой огненной свистопляске, поэтому все летели вперёд быстрее, чем когда бы то ни было ранее. Потом всё стихло, и они включили экзоскелеты, чтобы не тратить зря силы, но передвигаться так же быстро.
Зато по лесу какое-то время шарили мощные лазерные лучи, сшибавшие деревья и прорезавшие землю на несколько метров вглубь. Один луч даже прошёлся по двигавшемуся на северо-запад отряду, разрезав двоих солдат, которые не успели от него увернуться. Миронов тогда выругался, но задерживать остальных не стал — подумал: «Ещё одно преступление Фокса».
У Зелмы от грохота взрывов всё ещё продолжало звенеть в ушах. И сейчас, вместе с другими членами временного состава отряда стоя за деревьями на некотором расстоянии от проломанной вражеским истребителем просеки, разведчица крепко сжимала в руках плазмер, который несколько раз едва не выронила на бегу, когда зажимала уши.
Пока федералы двигались через лес, выживший военспец, которого подполковник утром сделал «разведчиком», сообщал Миронову о передвижениях вражеских сил.
Двадцать боевиков из тех тридцати, которых отделение военных завело было на другой берег, развернулись и направились к месту посадки одного из истребителей к западу от деревни. Солдатам, которые уже там тайно находились, подполковник приказал отойти метров на пятьдесят от машины и повторил, чтобы ни во что не вмешивались.
Отряд «тридцати пяти», как назвал «разведчик» основные силы мятежников, разделился на четыре части. Пятнадцать заспешили туда же, куда и федералы, но пока отставали примерно на километр. А ещё две десятки — а также та, что отделилась от «юго-западной» группировки, — пошли к прочим повреждённым машинам, чтобы обеспечить безопасность их пилотов на время диагностики и ремонта.
Группа со сталками успела отдалиться на пару километров от того места, где пришлось разделиться отряду. Подполковник приказал сопровождающим местных жителей солдатам идти туда же, куда стягивалась важная часть сил обеих сторон, — к реке с запада от Сталочной.
За пару сотен метров до цели, заметив тепловизорами истребитель, бойцы по команде Миронова включили энергомаскировку, чтобы пилот не заметил их. Зелма же воспользовалась шлемом подполковника (собственный, скорее всего, остался на базе мятежников) и активировала у себя режим «хамелеон», то есть стала невидимой и обычном, и в инфракрасном диапазонах. Правда, голову без шлема так «спрятать» было нельзя, так что разведчице пришлось встать за деревом и не высовываться — а в предстоящей операции следовало идти к машине вслед за солдатами, скрываясь в их тепловой «тени».
— Приготовились… — шепнул Миронов. — Ждём…
В это время он наблюдал рентгеновским сканером за пилотом в полной броне, возившимся где-то в районе сопла анни-двигателя.
Через полминуты или около того пилот отошёл от кормы и направился в обход машины. Похоже, он устранил замеченные системой диагностики неисправности, и теперь ему оставалось лишь ещё раз запустить программу, а та уж должна будет вновь проверить состояние истребителя и дать разрешение на взлёт…
— Пошли!
Бойцы крадучись двинулись к машине, растягиваясь полукругом. Миронов и Зелма пошли следом: их время действовать наступит чуточку позже.
Мятежник уже запрыгнул на крыло и собрался было залезать в открытую кабину, как вдруг кто-то совсем рядом скороговоркой крикнул:
— Стоять, не двигаться, бросить оружие, вы окружены, сдавайтесь, и мы сохраним вам жизнь!
Пилот не успел ничего сообразить, а тем более сделать. Уже на первых словах его столкнули с крыла машины на снег и выбили из руки плазмер. Когда требование прозвучало до конца, мятежник уже сидел на снегу с поднятыми руками, его держали под прицелом четверо солдат, а ещё один, держась сбоку, чтобы не перекрывать линию возможного огня, вытаскивал из набедренного кармана экипировки врага его бластер.
«Вот чёрт, — подумал пилот. — Меня взяли в плен! Но не убили — значит, рассчитывают на мою помощь… Что делать? Если я им помогу, меня убьют свои; если откажусь, — эти. Что же делать?..»
Тем временем солдаты расступились, продолжая, однако, целиться в него, и пилот увидел, что к нему подходят две фигуры: одна — в такой же чёрной броне, как у всех; другая, чуть поодаль, — в чём-то более… светлом. «И без шлема», — с удивлением понял мятежник, на миг включив тепловизор.
Тот, кто в броне шёл спереди, вплотную приблизился к пилоту и сел на корточки напротив него. Затем непроницаемо-чёрный щиток шлема приподнялся, и мужской голос тихо спросил по-английски:
— Жить хочешь?
Пилот подумал, прежде чем ответить. С одной стороны, он был верен идеям Фокса и настроен решительно против федералов — но с другой, умирать за эти идеи он был… не настолько готов. Если бы его машину взорвали там, на орбите, или пристрелили без разговоров при нынешней атаке, он мог бы сказать, что погиб гордо. Но самому идти на смерть лишь для того, чтобы помешать врагам осуществить какие-то их планы… которые они теоретически могут осуществить и без него, и в таком случае его гибель окажется ещё более напрасной… Нет, вот этого он бы точно не пожелал.
— Хочу, — ответил пилот через внешний динамик.
А что ему ещё было отвечать, если не это?!
— Согласен нам немного помочь?
— А… если я откажусь, вы меня убьёте?
— Теоретически в том случае я имею на это основания, но мне бы этого не хотелось. Ты станешь нашим пленным и на предстоящем после победы Федерации суде получишь большой срок. А если поможешь, обещаю выторговать тебе минимальное наказание с учётом твоего участия в вооружённом бандформировании. Ну так как, согласен?
Пилот снова задумался. Если он согласится, а федералы всё-таки проиграют, то ему крышка. Если откажется, но те проиграют, — возвращение без санкций в ряды мятежников. А если — если! — военные победят, то выполнится одна из двух обозначенных собеседником перспектив.